В этой связи особое значение приобретал так называемый югославский фактор, ввиду того, что Белград, сохраняя членство в Балканском пакте, официально не выступал в поддержку двух противостоявших блоков – НАТО и ОВД. Поведение югославского партийно-государственного руководства весной 1955 г. внимательно отслеживалось в Вашингтоне, так как от позиции Белграда в противостоянии Восточного и Западного блоков в Балканском регионе зависела оборонная политика НАТО на южном направлении. Однако однозначного вывода эксперты из числа аналитиков ЦРУ сделать не могли. С одной стороны, они рассматривали действия И. Броз Тито как ситуативные и направленные на укрепление роли Югославии на международной арене, где она стремилась добиться высокой степени независимости от Запада и Востока, но при этом не порывать отношений с Балканским пактом – важным элементом западной обороны в балкано-средиземноморском секторе[45]
. Однако, с другой стороны, аналитики из американской разведки не исключали и возможности подписания неких секретных договоров с Москвой и даже «возвращения» Югославии в Восточный блок[46]. Улучшение советско-югославских отношений весной-летом 1955 г. серьезно отразилось на межсоюзнических отношениях внутри Балканского пакта, так как И. Броз Тито был заинтересован в том, чтобы не допустить нового обострения взаимоотношений с Кремлём, и постепенно переходил к политике лавирования между Западным и Восточным военно-политическими союзами, видя в этом возможность усиления позиций Югославии, формально не принадлежащей ни к одному из них[47].Первым шагом на пути усиления «особой позиции» Югославии в системе международных отношений было создание на проходившей в индонезийском городе Бандунг 18-24 апреля 1955 г. конференции Движения неприсоединения, инициаторами которого выступили вместе с И. Броз Тито президент Египта Г. А. Насер, премьер-министр Индии Дж. Неру и индонезийский президент Сукарно. Среди активных участников была делегация КНР[48]
. Визит в Белград премьер-министра А. Мендереса в мае 1955 г. за несколько недель до приезда в Югославию советской партийно-государственной делегации во главе с Н. Хрущевым был призван усилить военно-политическое взаимодействие стран, входящих в Балканский пакт. Однако глава Югославии фактически отказался от этого.Действиями Тито были серьезно озабочены не только в Анкаре, но и в Афинах. В политических кругах Турции считали, что США ни в коем случае не должны сокращать уровень взаимоотношений с ФНРЮ и что Вашингтон должен способствовать возобновлению деятельности Балканского пакта с тем, чтобы не допустить подпадания Югославии под исключительное влияние СССР[49]
. В свою очередь, в Тиране существовала твёрдая уверенность в том, что одной из задач Балканского пакта была ликвидация существовавшего в Албании политического режима и проведение территориальных изменений в пользу Греции. Сотрудники внешнеполитических учреждений и разведывательных институтов США приходили летом 1956 г. к выводу о том, что «советский контроль над советскими сателлитами в Восточной Европе (Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Албании и Восточной Германии) серьезно влияет на дисбаланс сил в Европе и представляет угрозу безопасности США… Создание Варшавского пакта в мае 1955 г. как противовеса НАТО, который только что принял (в свой состав – Ар. У.) Западную Германию, структурировал и расширил советскую координацию и контроль над военным потенциалом Восточно-европейского блока»[50].В свою очередь, кремлевское руководство стремилось использовать момент с целью привязать Югославию к формируемому СССР военно-политическому пакту восточноевропейских стран и ослабить взаимоотношения Белграда с Западом в интересах недопущения западного влияния на внутри– и внешнеполитическую позицию югославского руководства[51]
. Именно данное обстоятельство сыграло свою роль в отказе Кремля от проявления несогласия с отдельными формулировками Московской декларации (20 июня 1956 г.), предложенными югославской стороной и вошедшими в её текст. Суть происходившего, по словам российского исследователя А. С. Стыкалина, можно было бы определить следующим образом: «Для маршала Тито, вовсе не жаждавшего вновь оказаться в роли кремлевского вассала, готовность к сотрудничеству с СССР могла послужить инструментом давления на Запад в целях достижения более выгодных условий получения кредитов, а потому, хотя и не без оглядки на западные державы, он склонялся к активизации переговорного процесса с Москвой. В Кремле, в свою очередь, считали, что дружба с Югославией не только значительно укрепит стратегические позиции СССР на Балканах, но гарантирует прорыв в Средиземноморье»[52].