Балканы: окраины империй

Косовскую битву с той или иной степенью достоверности описали несколько хронистов конца XIV — начала XV века, она привлекала внимание составителей исторических летописей и позже. Как принято считать, первое затрагивающее эту тему высокохудожественное сочинение, с посильным анализом произведений народного творчества, составил в 1601 году ранний проповедник южнославянского политического братства, бенедиктинский монах Мавро Орбини из Далмации. К тому времени о косовском сражении накопился богатый фольклорный материал. Как и в «Песне о Роланде», возник мотив предательства — оно приписывалось одному из видных сербских командиров, зятю Лазаря Вуку Бранковичу, который якобы из корыстных соображений увел свои отряды с поля битвы. Под влиянием европейского рыцарского эпоса прорисовалась связь между предателем Вуком и героем Милошем Обиличем, по драматургическому закону симметрии также превратившемуся в княжеского зятя. Обросли подробностями сказания о других героях — королевиче Марко (на самом деле он был вассалом османского султана и мог участвовать в сражении на его стороне), старом воеводе Юг-Богдане (Вратко Неманиче) и его девяти сыновьях Юговичах, сложивших головы в бою. Добавьте сюда косовскую девушку, Срджу Злопогледа, Страхинью Бановича, Милана Топлицу, верного княжеского слугу Милутина, принявшего в свои руки скатившуюся с плахи голову Лазаря… Нетрудно заметить, как явственно эти истории перекликаются со сказаниями русского былинного эпоса о князе Владимире Красно Солнышко и витязе на распутье, о поединке Пересвета с Челубеем, о бессмертном полку Игореве и засадном полку воеводы Боброка, о тонущих в Чудском озере псах-рыцарях, о плаче Ярославны и о нашем собственнном поле, Куликовом. «О Русская земля! Ты уже за холмом!»

Особенно пафосное звучание косовская тема приобрела в первой четверти XX века, когда на западе Балкан восторжествовали идеи югославизма. Убежденный сторонник союза «братских народов» хорватский архитектор и скульптор Иван Мештрович задумал возвести на Косовом поле величественный Видовданский храм в греко-римском и древнеегипетском стилях, а внутри установить десятки мраморных скульптур и барельефов: аллею полуобнаженных кариатид (матерей, жен и сестер погибших героев), а также фигуры собственно косовских мучеников. Мештрович проектировал Видовданский храм как архитектурное посвящение «религии решительной жертвы»: «Его фундамент — это павшие, его колонны — это страждущие, его купол — это бессмертные души». Скульптор по-своему интерпретировал сербский миф, полагая, что у каждого «южнославянского племени» есть свое Косово. Для хорватов это гора Гвозд, где в 1097 году венгерские солдаты убили последнего правителя независимого королевства Петара Свачича. Для боснийцев это город Яйце, место казни османами в 1463 году молодого короля Степана Томашевича, со смертью которого пресеклась домашняя династия Котроманичей. Мештрович воспринимал Косово как символ всех поражений всех южнославянских народов, а Видовданский храм — как символ их всеобщего земного и небесного воскрешения.

^{Иван Мештрович. Видовданский храм. Эскиз. До 1923 года}

Фрагменты своего проекта архитектор с шумным успехом представил на художественной биеннале в Риме в 1911 году. До конца Первой мировой войны он с триумфом выставлял в европейских столицах скульптуры «косовского цикла», работы действительно превосходных художественных достоинств, некоторые мне доводилось видеть. О Мештровиче с восторгом писали как о южнославянском Вагнере, его скульптуры приравнивали к античным шедеврам, но гигантский строительный проект по разным причинам так и не был осуществлен. Теперь такое строительство на Косовом поле невозможно вообразить. У албанцев свои представления о жертвенном, святом и прекрасном, их храм свободы — могильник клана Яшари в селе Преказ. А Видовданский макет хранится в Национальном музее города Крушевац, древней столицы княжества Лазаря.