Баллада о дипкурьерах

Он бредил. Ему виделась то Москва, то Кабул, то караваны. Он бросал руки на грудь и спрашивал о каком-то диппакете, искал его. Тогда Баратов давал Князеву брошюру, взятую в посольстве (это была история Афганистана):

— Вот он, пакет, не волнуйся. Держись! Никакой аллах нам с тобой не поможет. Нам с тобою надо надеяться только на собственные силы.

Аршак приподнимает голову товарища и льёт ему в рот воду тонкой струйкой.

— Скоро Кушка, вон за тем перевалом уже Кушка, там доктор. Держись, Николай!

После первого трудного перехода Баратов решил везти Николая ночью, когда спадёт жара. И они двигались под тёмным звёздным небом. Однажды им встретился отряд афганских кавалеристов. Они тоже направлялись на запад. Теперь Баратову стало легче: афганцы помогали на перевалах, и за ночь путники проделывали гораздо больший путь.

Сколько стоили Баратову те дни и те ночи! Он довёз товарища до Кушки, а оттуда — уже поездом в Москву.

Несколько дней в столице. И снова на восток. Короткая передышка в Кабуле, и Аршак Баратов привычно седлает коня. Теперь он везёт диппочту в Москву. Он не один: рядом с ним на другом коне женщина. По долинам, плоскогорьям ехали рядом, а когда дорога на краю обрыва суживалась в тропу, шагали по каменистым коварным выступам Гиндукуша, держась за конский хвост — так верней: не полетишь в пропасть…

Перед подъёмом всадники всегда спешивались, это был закон гиндукушских перевалов: «Надо беречь сердце лошади, в этом сердце лошади — твоё сердце», — говорят афганцы.

В рабатах Аршака встречали как старого знакомого.

— Салам алейкум, Барат-хан. Что везёшь?

— Хрусталь.

И Аршак указывал на свою спутницу.

Это была Лариса Рейснер. Баратов многое знал о Ларисе Рейснер — и от неё самой, и от других работников посольства.

Знал, как в дни Великого Октября она была среди штурмовавших Петропавловскую крепость, как потом, в грозные годы гражданской войны, она — боец, разведчик, сестра милосердия, командир. Это она, Лариса Михайловна, бесстрашно стояла под артобстрелом на палубе миноносца Волжско-Камской флотилии, продвигавшегося к Царицыну. Это она воодушевляла десантные отряды матросов под Чистополем, учила матросов-разведчиков верховой езде, пустившись в такой галоп, что за нею никто не мог поспеть…

Это Лариса Рейснер с отчаянной смелостью отправилась в Казань, занятую белыми, проникла в их штаб и ускользнула из лап вражеских контрразведчиков, проявив редкую решимость и находчивость. Это она,

Лариса Рейснер, единственная женщина в истории военного флота, была комиссаром Главного морского штаба!..

Нетрудно представить, сколько восхищения вызывала у семнадцатилетнего Аршака Лариса Рейснер — большевик, закалённый боец революции. Она сама избрала своим «телохранителем» Баратова и специально дожидалась в Кабуле дня, когда Аршак повезёт очередную диппочту в Москву.

Почему выбрала именно его, Баратова?

Когда я спросил об этом дипкурьера, он сперва пожал плечами. Потом сказал:

— Дорогу знал, афганцы меня всегда хорошо принимали.

Баратов смог бы, пожалуй, преодолеть трудный и сложный путь через Афганистан даже с закрытыми глазами. Но главным всё-таки было другое: Лариса Рейснер безошибочно отличала настоящего, верного человека, которому можно довериться в самую трудную минуту, который ни перед чем не дрогнет, даже если это будет стоить ему жизни. Именно таким был Аршак Баратов. И ещё он был весёлым, неунывающим парнем. И ещё он любил хороших людей, привязывался к ним всей душой. А за Ларису Рейснер готов был в огонь и воду.

Вот почему они отправились вместе. Сперва по Кабульской долине — посольским автомобилем, а дальше — верхом на лошадях. Иногда они присоединялись к какому-нибудь каравану, поднимавшему к небу горячую пыль, иногда ехали только вдвоём.

На голове Аршака белела чалма. Лариса Михайловна иронизировала над такой экипировкой, но Баратов имел на этот счёт своё мнение.

— Так надо, Лариса Михайловна. Сама скоро увидишь.

Действительно, в караван-сараях их принимали с таким же гостеприимством, как и своих.

Однако время от времени с гор, где кочевали племена, раздавались выстрелы по бледнолицым: способ выразить своё отношение к английским колонизаторам.

— Лариса Михайловна, откуда афганец догадается, кто мы: англичане или большевики? — горячился Аршак в ответ на шутки Рейснер по поводу чалмы.

Баратов всегда зорко оглядывал чёрными глазами голые суровые складки Гиндукуша. Рейснер же спокойно смотрела вокруг: на сухие, жёсткие придорожные травы, гранитные и мраморные глыбы, изумрудные травяные дорожки по берегам ручьёв. Заметив яркий цветок, она искренне удивлялась сперва его красоте, а потом тому, что Баратов не замечает такого сокровища.

— Где же твои глаза, Аршак?

— Вон там, видишь: два орла дерутся в небе. Готовы сожрать друг друга: так же как на земле хищники— богачи. Когда народы избавятся от них?

Солнце жгло. Лариса Рейснер закрыла лицо марлей — так поступали все посольские женщины при переездах.