Баллада о Розеттском камне

«Ева! Нельзя! Не ешь!» Она не поняла, но застыла с яблоком в руке, а потом вдруг вытянула руку с яблоком перед собой и пошла мне навстречу, так доверчиво и открыто улыбаясь, что во мне все перевернулось. Подошла и остановилась, не умея ничего сказать, и я проклял все на свете — будто обкрадываю младенца: у нее всего-то богатства в этом мире, что два слова, которые она умеет говорить, да это хрустальное яблоко… Вот чертово яблоко! Что ж делать?! И тут я сообразил: сняв с руки часы, протянул ей, сказав: «На, Ева!» — и как мог улыбнулся. Она засияла, одной рукой взяла часы, другой дала мне яблоко: «На…» Потом подумала и добавила: «На, Дэвл, на!» Я помог ей надеть часы, а яблоко спрятал в карман. Уж как она была рада! Полчаса прошло, а она все прыгала на одной ножке и, изредка останавливаясь, кричала мне своим нежным серебряным голосом: «Знаешь, который час?!» Это я ее научил! И мы оба смеялись от счастья, и она, словно маленькая девочка, падала в высокую траву и исчезала, а я делал вид, что очень испугался и ищу ее, тогда она неожиданно выныривала из травы, совсем не там, где я ожидал, и кричала мне: «Дэвл!!!» И я уже не знал, где я нахожусь, на небе или на земле, и любил весь мир, и готов был все отдать, лишь бы слышать ее волшебный голос, лишь бы видеть ее. Мне казалось, что молодая планета, юная, нежная Земля, ее леса, деревья, ее птицы и звери кричат, захлебываясь от восторга, не имея иного способа выразить свое восхищение жизнью, вкладывая все, что не скажешь и с помощью миллиона слов, в это единственное: «Дэвл!» А что еще в жизни надо? Чтобы кто-то дорогой и любимый повторял вот так твое имя. А уж тогда можно и горы своротить… И когда я оборачивался, меня будто из ведра окатывало счастьем: «Знаешь, который час?!» Это звучало как музыка. Ева вытягивала руку высоко-высоко, в самое небо, и смеялась, и закрывала глаза от радости, и прыгала на одной ножке, и потом вдруг исчезала в траве, и тогда я уже закрывал глаза, падал в траву, кричал: «Я люблю тебя, Ева! Люблю тебя!» Боже мой, до чего мы были счастливы! Когда умирать буду, пусть кто-нибудь скажет напоследок: «Дэвл!.. Дэвл, знаешь, который час?!» Больше ничего не надо…

К ночи мы попрощались. Я хотел уложить ее спать во вселеннолете, но она знаками объяснила, что под деревом в траве гораздо лучше. Тогда я сказал: «Спокойной ночи!» И она ответила: «Но-чи…» Это было седьмое слово, выученное ею за сегодняшний день. Оглянувшись, я увидел, что она показывает крохотному зайцу, моргающему глазами, гелиевые часы, назидательно объясняя, что эта штука нужна для того, чтоб, глядя на нее, говорить: «Знаешь, который час?» А заяц, ошалев от восхищения, по-прежнему моргал глазами. Когда заяц устал восхищаться, они уснули.

А ночью на планету приземлился еще один вселеннолет…

Дэм вызвался лететь на помощь сам. Рассказывать подробно, что же случилось, было некогда, и Дэвл просто попросил его остаться, пока он слетает в Центр управления исследованиями в космическом пространстве и добьется разрешения не уничтожать планету, оставить в космосе Землю.

Все могло бы устроиться хорошо, могло бы… но так бывает только в сказках. Утром Дэм увидел Еву. Она спала. Увидел крохотного, прижавшегося к ней зайца, почти игрушечного… Любовь! Любовь!.. Что же ты делаешь с людьми?! Дэм составил программку и рассчитал расход энергии, необходимой для скачка. Хватало с запасом, и тогда он начал охлаждение Земли. Деревья стонали, горы раскалывались, трава сопротивлялась, и все ж — и все ж! — Земля охлаждалась. Вскоре это был обыкновенный концентрат. Дэвл выбрал не самую близкую, но и не самую удаленную точку искривления пространства. Вселеннолет совершил скачок в считанные секунды. Теперь Дэвл никогда их не найдет — не хватит жизни!

Дэм — Э-дэм — А-дам преступил закон человеческий. Сделал он это из-за любви. Так ли тяжело его преступление? Ведь он никого не убил?! (Из постулатов буддизма:…не возжелай жены ближнего своего…)