Баллада о Розеттском камне

Ну что ж... Любовь! Любовь... Вот математика — логика физики! — вывозит ее на своей спине в королевы естественных наук, а вот Аристотель, уступив просьбам куртизанки, под окнами дома ученика своего, Александра Македонского... Эх, любовь, любовь!.. Давно известно, что влюбленным свойственно совершать подвиги либо каким-то иным способом увековечивать имя предмета своей страсти. Так, по просьбе Джулиано Медичи Боттичелли изображает его возлюбленную, Симонетту, в образе Венеры, стоящей в раковине и только что рожденной из пены морской...

БЕРЕГ МОРЯ ПОСЛЕ ШТОРМА.

— Пап, что это за накипь на берегу?

— Это пена.

— А откуда она берется?

— Из грязи.

— Ты что ребенку говоришь?! По-твоему, Афродита родилась из грязи морской?!

Джулиано и Симонетта... А вот Питер Пауэл Рубенс (или, «по-нашему», как бы ты сказал, Петр Павлович Рубенс! — Неправильно! Отца его звали Ян! — Ну, тогда Петр Иваныч! уж это совсем по-нашему!) поступил проще. Он сам увековечил себя и возлюбленную (жену), да еще как! На картине «Автопортрет с Изабеллой Брант» Петр (опять это имя! оно преследует меня!) Иваныч изобразил себя на высокой табуретке (в левой руке у него то ли эфес шпаги, то ли верх закупоренного кувшина с вином), а Изабеллу — на низенькой скамеечке... Вопрос: много ли найдется женщин, которые дали бы согласие запечатлеть себя у ног мужчины (пусть любимого), да еще счастливо улыбались при этом?! Наверное, Изабелла очень любила Рубенса... А может, знала, что «буйволу» (Петр Иваныч родился в 1577 году, в год Буйвола...— Петр! Петр мой! Я уже начинаю понимать, что ты — «буйвол», как Петр Иваныч!) лучше не перечить?! Я не правитель Флоренции, как семейство Медичи...

(— Нет! Нельзя ли сначала о Медичи, потом о Рубенсе, ведь их ничто не связывает?!

— Нельзя! Ни в коем случае! Да и связь налицо: Рубенс создал цикл аллегорических полотен «История Марии Медичи»! (на портретах — полная женщина в летах с приятным лицом, но расплывшимся подбородком, и до того прямым носом, что по нему можно проверять линейки...).

Короче говоря, придворных художников у меня нет. Рисовать я не умею. Изваять твою статую из мрамора мне не по силам — я даже зайца из пластилина и то не слеплю. Что могу я? Легкую тень твою обвела я по контуру в сердце своем. Покуда я жива, не сотрется в памяти моей твое имя...

Нет, так дело не пойдет. Давайте уж я лучше о чем-нибудь другом расскажу. Хотя бы о сотворении мира... Не судите строго — как выйдет.

То было в единоначалье

и равновероятье дня и ночи.

И сонная Луна, прикрывши очи,

Не ведала, что ей предназначалось...

На далекой планете, до которой не докричишься и не достанешь рукой, жили люди. Похожие на нас с вами. Руки, ноги, головы — все это у них было. Были у них и школы, и институты, да в этом ли суть? Однажды студент четвертого курса Дэвл (совершенно случайно это условное имя — а так называли богов в Индии и Иране — напоминает английское «devil», а также русское «дьявол») собрался делать курсовую работу. Итак, жгучий красавец брюнет, слегка прихрамывающий на левую ногу (с чего бы это?), беззаботно насвистывая, швыряет капсулу с концентратом в багажник вселеннолета (концентрат — искусственная мини-планетка, упрятанная с помощью сил сжатия в небольшую упаковочку). Повторим: швыряет концентрат в багажник!.. Трудно представить себе, что было бы, если б этого не случилось! От резкого удара нарушилась структура одной из компьютерных схем, и концентрат начал самостоятельно добирать энергию для расконсервации. Взрыв! Катапульта сработала, и Дэвл был выброшен из вселеннолета...

Очнулся он в высокой траве, верхушки которой сплетались у него над головой. Выбравшись из травы, Дэвл увидел, что вокруг зеленеют дубравы, цветут цветы. Странно, для выведения пары верблюдов по генному коду (тема курсовой работы) этого абсолютно не требуется! Вселеннолет поблескивал стальными боками в лучах заходящего солнца. На табло в салоне Дэвла ждала энергограмма: «Немедленно возвращайтесь! Вы получили чужой концентрат! По истечении двух недель начнется его автоконсервация!» Дэвл машинально достал из кармана яблоко. ЭВМ по-домашнему моргала красными глазками-лампочками. «Тореадор, смелее в бой!» И Дэвл, швырнув огрызок в иллюминатор, запустил программу. Вскоре машина сообщила: «Ориентировочное время счета — 8 часов». За окном вселеннолета темнело, Дэвл раздвинул кресло — получилась удобная кушетка. Лампочки мигали, Дэвл спал, ЭВМ считала. Ей было «до лампочки», день сейчас или ночь...