Баллада об ушедших на задание. Дот

- Уничтожение неарийцев - это необходимость, - продолжал он. - Это единственное средство для достижения нашей цели. Но не цель! Цель - выше! Она кажется слишком высокой и невероятной (а может быть, и пустой, и даже выдуманной) для ваших закосневших в меркантилизме американских мозгов. Наша цель - чтобы каждый немец мог найти себя; понять себя - и выразить. Мы думаем в первую очередь о душе немца. И во вторую - о душе. И в третью - тоже.

- Ужасно интересно!

- Не смейтесь, Джон. Для нас это свято. Мы, немцы, всегда были идеалистами. И сейчас сражаемся за идеал. Только идеал - не меньше! Родина, народ и душа - вот наша троица, Джон. Чувствуете разницу? Мы в одиночку сражаемся со всем миром. И не жалуемся. Мы сами выбрали этот путь. И нам хватит силы для этой борьбы. Потому что великая энергия рождается только для великой цели.

Ах ты, гад, подумал Рэм, жалкий парвеню! Так ты не только Геббельса, но еще и французских философов пытаешься цитировать?…

- От ваших масштабов, Корнелиус, у меня кружится голова, - посмеивался американец. - Заверните-ка что-нибудь попроще.

- Например?

- Ну… в чем заключается ваш личный интерес.

- Опять - «сколько стоит»?

- Я не настаиваю, Корни. - Американец забылся и впервые произнес имя штурмбаннфюрера на свой, американский манер. А до того он смаковал это имя чуть ли не по слогам, как конфетку. - Переведите в вашу эфемерную валюту.

- Попробую. Только вначале один элементарный вопрос, рассчитанный, правда, на чистосердечие. Вы счастливы, Джон?

- Не думал над этим.

- Вот видите!

- Ну если чистосердечно - не очень.

- И хотите знать - почему? Вы не нашли себя, Джон. Может быть, даже не искали. Вы живете механически - только потому, что родились. Убиваете - только чтоб лично вас не убили. Боретесь с нами - потому что вам за это платят. Пошли в разведку - потому что в вашем характере есть склонность к риску, а за риск можно запросить дороже…

- Давайте о вас, Корнелиус, - перебил американец. - Мы ведь о вас говорили.

- Теперь обо мне, - Штурмбаннфюрер даже дух перевел, как показалось Рэму, набирал в грудь побольше воздуху - так его вдохновляло. - Перед вами счастливый человек, Джон. Я это знаю. Я это чувствую. И сомнений в этом у меня нет. Вы верите в призвание?

- Предположим - да.

- Это удел избранных. И я попал в их число. Как говорится, Боi на меня посмотрел.

- Неужели вы поэт, Корнелиус?

- И не поэт, и не архитектор, и не полководец. Я разрушитель. Родной брат Герострата. И я один знаю, что храм в Эфесе он сжег не для славы, а только потому, что, как сказано в библии, время камни собирать, и время их разбрасывать. Все, что построено, в свое время должно быть разрушено. Это естественно. Мы, разрушители, необходимы. Мы - топор в руках Истории. Мы как буря валим самые огромные деревья - пусть откроют солнце молодой поросли! У нас есть неведомое другим чувство, когда надо что-то разрушить… Когда Герострат увидел храм Артемиды, ему почудилось, что все это величие уже охвачено огнем, все уходит дымом, и он понял, что это ему боги подсказывают, что это судьба, что так надо, и он был счастлив, когда выполнил свое предначертание… Я знаю это чувство. Наслаждение оттого, что разрушаешь, топчешь, убиваешь. Сколько раз бывало: я вижу какого-то человека и чувствую - он дошел до своей последней черты. Он может быть счастлив и благополучен, может ни о чем не подозревать. Но я - то знаю!… И я исполняю свой долг.

Рэм вдруг опомнился. Оказывается, в его руке уже давно был нож. Он уже медленно поднимал его…

Спокойно, сказал себе Рэм, и понял, что сейчас это не в его власти. Ты все равно сейчас не можешь его убить, не имеешь права. Этого фашистского выродка… Ярину погубишь, операцию погубишь, капитан тебе не простит… Спрячь нож, приказал себе Рэм, - и не смог.

- Послушайте, Корни, - сказал американец, - а может быть, вы просто палач?

- Нет… Нет, Джон! В вас опять говорит извечная американская утилитарность. А понять ведь так просто. Палач - это профессия. Человек мог разводить капусту, но вдруг узнает, что за надевание на чью-то шею шнурка или стального тросика, оказывается, платят больше. И он вместо огорода начинает специализироваться на казнях. За деньги. Только за деньги. Вот где ваша американская психология. А мне золота не нужно. И славы тоже. Я уничтожаю потому, что этим выражаю себя и утверждаю себя. И в контрразведку я пошел не из-за денег. Я наслаждаюсь, расставляя сети. И расплетая чужие - наслаждаюсь тоже. Наслаждаюсь, глядя, как птичка летит в западню, как бьется в ней и кричит. Здесь я каждый день имею возможность доказывать, что я умней, и хитрей, и коварней всех этих иудеев и монголоидов. Здесь я на самом переднем крае нашей исторической борьбы. Здесь мне все дозволено! Здесь я всегда прав!… Надеюсь, теперь вы меня правильно поняли, Джон, и не будете уподобляться тем пошлым лицемерам, от которых только и слышишь: ах, кровь, ах, чистые руки, чистая совесть, ах, бессмертная душа!…

- Какого черта! Это даже забавно, Корни. Если только это не реклама.

- С целью?…

- Набить себе цену, парень!

Оба расхохотались.