— Я не могу тебе помочь. Призови кого-нибудь другого.
И прежде чем она смогла возразить, я поспешила прочь, наполовину невидимая, оседлав поток мыслей, идущий от общежитий.
— Черт, — услышала я за спиной, когда ее окружил водоворот сухих листьев, а потом я исчезла.
Я сбежала в теплую подвижную темноту общежития и уселась на краю кровати Джеймса. Круглолицый тихо похрапывал на другой стороне комнаты. Следовало убраться подальше, чтобы не оказаться рядом, если женщина-убийца снова попробует вызвать фею, но я не хотела быть одна. То, что я это понимала, пугало меня больше, чем само нежелание оставаться в одиночестве.
Невидимая, я забралась к Джеймсу в постель. Я не стала обнимать его или гладить по волосам, словно навевая сон. Я просто свернулась калачиком рядом с ним, как обычная человеческая девушка, в которую он влюблен. Как будто я — Ди, которая его не заслуживает, несмотря на то что он смешной самовлюбленный засранец.
Джеймс задрожал у меня за спиной, тело предупреждало его о моем присутствии. Как ни глупо, мне снова захотелось плакать. Вместо этого я материализовалась, потому что тогда он дрожит меньше. Простыни пахли так, будто он не менял их со дня приезда, но сам он пах хорошо. Надежный, настоящий запах, как кожа его волынки.
Свернувшись рядом с ним, я закрыла глаза, но тут же увидела перед мысленным взором тело банши. Увидела, как
Джеймс тоже видел кошмар. Он шел по лесу, под ногами похрустывали сухие листья. На нем была футболка с надписью «Умный и красивый», и было видно, что у него на руках до самых рукавов написана музыка. Изображения нот искажались гусиной кожей. Хотя лес был пуст, Джеймс кого-то искал. Воняло горящим тимьяном и жжеными листьями — запах вызывающих заклинаний и хеллоуинских костров.
«Ох», — не просыпаясь, сказал он, сел на корточки и уткнулся лицом в исписанные ладони, траурно опустив плечи, — темное пятно в море опавших листьев. Рядом с ним на листьях лежало мое тело. Поверх плеча Джеймса мне был виден железный прут, торчащий из моего лица, и уставившиеся в бесконечность глаза.
Настоящего Джеймса била крупная дрожь, и я невольно подумала: «Он — провидец. А вдруг он видит будущее?»
Я развернулась и посмотрела ему в лицо, едва различимое в тусклом свете. Я чувствовала тепло его дыхания на своих губах. С такого близкого расстояния я видела уродливый шрам над ухом, видела, какая большая была рана. Ему нужно выспаться, потому что он не спал накануне, но я хотела, чтобы он проснулся.
Я его ущипнула.
Джеймс не дернулся, не испугался, не колебался ни секунды. Он просто открыл глаза:
— Ты не умерла.
Его мысли все еще были туманны, неповоротливы, подернуты сном.
Я покачала головой, слушая шорох простыни у себя в ухе:
— Пока нет.
Губы Джеймса двинулись, он скорее выдохнул, чем произнес:
— Чего ты хочешь?
Раньше, когда он задавал этот вопрос, в конце подразумевались слова «от меня». Сегодня их не было.
Я вытащила его руку из-под подушки и обхватила пальцами запястье, в который раз посылая мурашки. Железный браслет упирался мне в плечо. От него у меня немного кружилась голова. Впрочем, я отличаюсь от других фей, железо для меня несмертельно, зато оно даст мне защиту от вызывающих заклинаний.
«Зачем?» — подумал Джеймс, но вслух не сказал.
Я плотнее прижала к себе его запястье, чтобы железо надежно касалось моей кожи.
— Чтобы меня не смогли вызвать, если кто-то попробует призвать фею.
Джеймс продолжал молчать, только чуть повернулся, чтобы было удобнее.
— Не убивай меня, — прошептал он, — я собираюсь снова заснуть.
И так и сделал. А потом заснула и я, ощущая на коже огненный жар железного браслета.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
люк приходил. я сначала не верила что это он. он странно
выглядел, как будто слишком живой. он м поцеловал и сказал что скучал но мне кажется это неправда. теперь он м не любит а хочет, не одно и то же.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
— Джеймс?
Я очень уютно устроился лицом в подушку. Не сдвинувшись, я прижал к уху телефон:
— М-м-м-м… Да. Что?
— Джеймс, это ты?
Я перевернулся на спину и уставился на бледные полосы утреннего света на потолке.