— Буксируемый? Ну, и чем я его буксировать буду — верблюдями местными, что ль?
— Имею как раз на такой случай малогабаритный гусеничный транспортер «Водник», мэйд-ин-Белоураша. Специально для вас!
— Ладно… — заручившись утвердительными кивками военспецов-зенитчиков, Робингуд извлекает заветный
— Не извольте беспокоиться!..
94
По ночной дороге, петляющей меж барханами, движется ракетная установка С-300, смахивающая (в походном положении) на большегрузный трейлер. В огромной кабине, служащей одновременно и командным пунктом, пара наших знакомых-ракетчиков; за рулем — Ванюша-Маленький, поминутно сверяющийся с картой и джи-пи-эсом. Ракетчики травят байки из гражданской жизни, периодически прикладываясь к ходящей по рукам плоской фляге «Smirnoff».
— …Насчет метро, это у меня тоже был случай, — повествует Николай-"Галкин". — Затерялся я однажды под последний поезд в переходах, выбираюсь на станцию, а там всё, привет: солнышко скрылось, муравейник закрылся… Ну, думаю, всё, амба: куковать теперь до открытия. Пристраиваюсь было на лавочке — в те-то годы никаких бомжей в метро и в помине не бывало, — и тут вдруг слышу: чук-чук-чук! Дрезина катит по путям, с ночными ремонтниками. Ну я, понятно, голосую — возьмите, типа, попутчика, а те в ответ: возьмем — ежели ты с нами выпьешь! И — сразу стакан…
— Экая льготная оплата ночного проезда, — хмыкает Ванюша.
— Дык ведь — денатура!..
— Ё-моё, Коля… — передергивает Митю-"Миронова".
— Да не, Мить, она токо с виду страшная — фиолетовая, а так ничё… Ну, гадость конечно, но зато — скоко хошь. Ихняя дрезина — она ведь как раз на той денатуре и ездит, в чем вся клюква-то… Короче, всю ту ночь мы с ними по метро катались и веселились всяко-разно, а под утро — убей не помню, как — мы с бригадиром ихним — Аскольдычем, как сейчас помню — очутились у меня на квартере. А у Аскольдыча-то при себе еще и заначка была, резерв Ставки: трехлитровая банка… Ну, а Светка, сеструха моя, как увидала ту денатуру, сразу в крик — «Ах! Ох! ПотрАвитесь!..» Короче, мы с ним даже слово «Бля!» выговорить не успели, как Светка ту нашу банку — цоп, и — в кухонную раковину ее!..
— А-а-аа! — потрясенно ахает Митя-"Миронов"; машина довольно резко виляет в сторону — это Ванюша тоже вытаращился на рассказчика, на миг забыв даже следить за дорогой. — Ну и?.. Так и?.. С концами?..
Коля-"Галкин", как и положено хорошему сказителю, мастерски держит паузу — отхлебывает из фляги, неторопливо хрустит чипсами; «Отдых после боя», блин…
— Да не! Обижаете… Она ведь того не сечет, глупая баба, что под раковиной той — колено!.. Так мы его мигом свинтили, что там плещется — в тазик, ну, процедили для стерильности через портяночку от всяких очисток-волосьев — и порядок, кушать подано! Такой вот хэппи-энд…
— Эх, молодость, молодость… — крутит головой Митя.
— Во-во! «Рабинович, правда, вы в молодости были членом суда?» — «Эх, молодость, молодость… Членом суда, членом туда…» Слышь, командир, — окликает Коля Ванюшу, — тут уже всего-ничего осталось. Может, глотнешь, чисто для сугреву? — вникни!
— Да не, ребята… Я, типа, за рулем, — и с этими словами Ванюша, в очередной раз сверившись с картой и джи-пи-эсом, притормаживает и начинает напряженно вглядываться во мрак. По прошествии пары минут он, с явным облегчением, замечает у подножья одного из барханов трижды мигнувший фонарик, после чего навстречу им из темнотищи по сторонам дороги выруливают несколько джипов с
95
Мертвенный свет ущербной луны освещает округлую щебнистую проплешину меж невысоких дюн. У левого ее края застыл почти уже изготовившийся С-300: тубусы, таящие в себе четверку сверхстремительных и сверхумных зенитных ракет 9М8-3, успели принять боевое — вертикальное — положение, а теперь из приземленного клубня машины вырастает к небесам невесомо-стремительный ажурный побег телескопической локаторной вышки. Справа раскручивает уже винт могучий транспортник Ми-26, успевший до того срыгнуть на щебенку этого импровизированного аэродрома целую гору разнообразного военного снаряжения — ее уже облепили по-муравьиному давешние
— Да, по возвращении на базу — не сочтите за труд напомнить полковнику Манаткину: данный район теперь закрыт для полетов и наземного передвижения — до девяти-ноль-ноль. По ЛЮБОМУ объекту, объявившемуся здесь, будет открыт огонь на поражение, безо всяких там «Стой, кто идет?» и предупредительных выстрелов в воздух. Ясно?
Вертолетчик молча козыряет и, чуть пригибаясь под зловеще шинкующими воздух лопастями, возвращается к кабине. А перед Робингудом меж тем уже вторая смена — военспецы: