Баловень судьбы

По сути, он — на дне. Жизнь столкнула его в пропасть так же головокружительно, каким когда-то было его восхождение. Он заслужил это, говорили многие. Друзья отреклись от него, а люди его среды, глашатаи общественного мнения и пресса только и мечтают увидеть, как он будет влачить свои дни в тюрьме. Вот как раз несколько следователей делают все, чтобы упечь его за решетку. Меня никогда не покидало желание сделать фильм с Бернаром Тапи, чьи воистину актерские качества вот уже четверть века поражают меня. Я даже долго был уверен, что однажды еще кому-нибудь придет в голову снять его. А я ни за что на свете не мог допустить, что это сделаю не я. Тем не менее за все эти годы ни один режиссер его не задействовал. Как будто я один угадал в нем тот необыкновенный потенциал актера, который должен был бы броситься в глаза каждому. Это полное отсутствие интереса к Тапи со стороны моих коллег в конце концов заронило сомнение и в мою душу. Я заподозрил, что испытываю некую симпатию к нему. Быть может, я просто стал жертвой его популярности, подпал под его обаяние? Но, как бы то ни было, время сомнений миновало, и настала пора нам с ним повстречаться. При той кошмарной ситуации, в которой находится Тапи, когда я во второй раз его приглашаю, я законно опасаюсь резкого отказа с его стороны. Я жду, что он ответит: мне сейчас не до съемок, у меня другие проблемы и дела поважнее актерской карьеры. Тем не менее я решил попытать судьбу. Едва я касаюсь темы, как глаза у него загораются. Он как будто оживает.

— Я не прочь сняться, — заявляет он. И добавляет: — К тому же это будет моим отпуском.

У меня в кабинете сидят Бернар Тапи и его будущий партнер Фабрис Лукини. Я хочу их познакомить, но в первую очередь — посмотреть, как будут вести себя друг с другом профессиональный актер и человек, которого, повторяю это, я всегда воспринимал исключительно как актера. Поначалу я хотел спрятать где-нибудь камеру, но потом отказался от этой идеи, чтобы вести честную игру с моими собеседниками. Теперь я жалею, что камеры нет. В течение полутора часов Тапи и Лукини импровизируют, составляя дуэт, превосходящий все мои ожидания. Это просто блистательнейший номер! Поскольку каждому из них нравится партнер, оба из кожи вон лезут, чтобы обаять друг друга. В результате я становлюсь свидетелем — увы, единственным — их поразительной быстроты реакции и ярчайших вспышек остроумия. Чтобы хоть немножко оставить для фильма, я, к своему сожалению, вынужден остановить эту перепалку Уже не впервые становлюсь я свидетелем исключительных моментов, которые не зафиксированы камерой. И каждый раз одинаково жалею, что не могу поделиться увиденным с другими. Ведь эти непредвиденные волшебные мгновения исчезают бесследно, их нельзя вновь воспроизвести перед камерой. Магия неповторима. Я вновь убеждаюсь, что не зря всегда боюсь встречи актеров друг с другом. Даже когда она столь «смачна», как та, что состоялась сейчас у меня на глазах. В моем кино ничто не пропадает зря, а ингредиенты, использованные на пробах, уже не положишь в основное блюдо. Если бы я следовал до конца своим убеждениям, то я бы никогда не разрешал актерам общаться без включенной камеры.

«Господин Лелуш, я был Вашим поклонником, но отныне не пойду смотреть ни один Ваш фильм». Это анонимное письмо — одно из многих, которые целой грудой лежат теперь у меня на письменном столе. Вскрываю следующее. Его тон отвратителен: «Всем известно, где у тебя загородный дом. Твоими детьми займутся!»

С того самого дня, когда Бернар Тапи признался в интервью «Журналь де диманш», что он собирается сниматься в моем новом фильме, на меня обрушился целый шквал критики, оскорблений и… ненависти. Не на него, нет — на меня. Средства массовой информации не отстают от зрителей. Повсюду раздаются «авторитетные» голоса, смешивающие с грязью режиссера, который осмеливается превращать в кинозвезду «бандита, подонка, замешанного в деле ОМ-Валансьенн, Адидаса, Креди Лионне, Тестю; афериста и хулигана, человека «Фосеа», которого на время спасает от возмездия лишь депутатская неприкосновенность, на которого годами копится досье у следователей; скатившегося на дно счастливчика, которого большинство французов с радостью отправили бы за решетку…» И сделать из него звезду! Реабилитировать его! Превозносить его! Стыд! Скандал! Кое-кто из настроенных не так свирепо, ограничивается обвинениями в том, что я, не будь дурак, пользуясь популярностью Тапи, хочу создать себе рекламу. Я же запросто могу сказать в ответ, что никогда еще так не рисковал жизнью и что этот фильм — один из самых трудных и опасных среди всех прочих. Бернар Тапи — это дополнительное препятствие, на которое я подсознательно рассчитывал. Сделав тридцать четыре фильма, на тридцать пятом хочется бросить еще никогда не звучавший вызов.