Когда они встретились, ему было двадцать два года. Ей тридцать четыре. Она была женой одного из преподавателей Высшего технического училища в Гётеборге, где он тогда учился. Они влюбились друг в друга.
Через год они поженились. После того как она развелась с мужем. Все училище было взбудоражено этим событием. Его родители были в ярости. А ее муж поклялся убить его... Да, есть что вспомнить.
Одиннадцать лет назад...
Ханс вздохнул в темноте спальни.
Ему не спалось. Тиканье будильника, что ли, не давало ему уснуть. Он вспотел. Простыня липла к телу, липли пижамные брюки. В комнате было жарко. Ни капли кислорода. Воздух спертый, душный.
Тиканье как будто усиливалось. Казалось, будильник тикает все громче и громче. Ханса подмывало схватить его и швырнуть в стенку.
Он слышал сонное дыхание Майи.
Удивительно, как много звуков слышит человек, когда вокруг тихо. Тиканье часов... Дыхание Майи... Капанье воды из кухонного крана, шипение в водопроводных трубах, птицы, машины и еще какой-то непередаваемый звук — шум самой ночи... А может, именно так звучит тишина?..
Он повернулся на бок, уставившись в пустоту.
В столовой послышался шорох — упал лист комнатного растения.
Он зевнул.
Майя заворочалась во сне. Зашуршала простыня, зашелестели ее волосы на подушке, скрипнула кровать, и Майя жалобно всхлипнула.
Всхлипнула?
Что это она?
Он повернулся к ней.
Ты плачешь?
Майя снова всхлипнула.
Он потормошил ее за плечо.
Она вскрикнула и проснулась.
— В чем дело?
Он сел на кровати, зажег ночник и посмотрел на жену. Она отвернулась, заморгала, заслонила лицо руками.
— Лампа... свет...
Он опустил лампу.
— Почему ты плачешь?
— Мне что-то приснилось...
Она потрясла головой, попробовала улыбнуться. Но слезы текли ручьем. Майя села и спрятала лицо в ладонях.
— Не смотри на меня так, — всхлипывала она.
— Может, тебе нехорошо? Может, ты что-нибудь съела... Или это мигрень.
— Погаси лампу, — тихо попросила она. — И... обними меня...
Он медлил. Тогда она подняла мокрое лицо и умоляюще посмотрела на него.
— Погаси.
Поколебавшись, он протянул руку и выключил свет.
— Обними меня, — попросила она.
Ханс перебрался на ее кровать.
Она приникла к нему и спрятала лицо у него на груди.
Он было поднял руку, потом опустил и погладил ее по волосам.
— Почему ты плакала?
— Мне приснился сон. Такой странный... Когда-то ужасно давно я видела один фильм. Мне тогда было лет тринадцать-четырнадцать... Фильм был датский, и речь в нем шла о нашей старине. После этого ночью я видела сон... Кошмарный сон.... скелеты, черепа, трупы, кости... все, что было в кино. Тогда я впервые видела смерть. До того я никогда не задумывалась о смерти. Я понимаю, это звучит глупо... Мне было уже четырнадцать, может, пятнадцать, но такая уж я была. Во всяком случае, я отчаянно рыдала в ту ночь и заснула только в постели у матери. Помню, я требовала, чтобы она обещала мне, что ни я, ни она, ни папа, ни мои сестры никогда не состарятся и не умрут. С ними такого не должно было случиться. С другими — пожалуйста.
— Но при чем тут твой давний сон?
— Мне приснилось, что я стала такая старая, тощая, как скелет... а волосы совсем седые. Или совсем белые... не помню точно. Мы с тобой танцевали... Ты был молодой и красивый, и я слышала шепот: «Смотрите, какая она старая, одной ногой в могиле, а он такой молодой...»
— Глупее ты не могла придумать, — жестко сказал он. — Ты уверена, что вполне здорова?
— Неужели ты ничего не понял?
— А что, ты боишься старости?
— На днях я встретила в магазине Эву. Она спросила, как поживает моя молодежь. «Какая молодежь? — спросила я. — У нас один сын, Енс». Она засмеялась. «Конечно, — говорит, — но Ханс такой молодой, что его вполне можно принять за твоего сына...»
— Черт меня побери, но глупее я в жизни ничего не слыхал. Не так уж я молод.
Он нахмурился.
— У тебя... — Она прикусила язык.
— Что «у тебя»?
Майя испуганно молчала...
Он посмотрел на нее.
Она опустила глаза, уставилась на простыню, пальцы нервно теребили уголок. Она будто собиралась с духом. И наконец спросила:
— У тебя не бывает желания... побыть с какой-то другой... более молодой женщиной? Моложе меня?
— Почему ты об этом спрашиваешь? — тихо спросил он.
— Было такое?
— Нет...
— Я тебе не верю.
— Думаешь, я вру?
— Я не знаю, что мне думать.
— Думаешь, я вру?
— Да...
— Ну и думай, что хочешь! — Он оттолкнул ее и спустил ноги на пол. — Что с тобой творится? Может, у тебя климактерический психоз?
— Спасибо.
Ханс обернулся и посмотрел на нее.
— Ну ладно, старушка... так что с тобой такое?
Она довольно долго молчала, потом вздохнула.
— Не знаю.
— Может, все-таки поспим? Или ты не можешь спать?
Он взял ее за плечи и посмотрел ей в глаза.
— Ты не хочешь говорить на эту тему? — спросила она, глядя в сторону.
— Ты так изменилась в последнее время. В последние две недели... Просто сама не своя... Что-нибудь случилось?
— Эва намекнула мне, что тебя видят с одной молодой женщиной.
— Ну и что, черт возьми? Это, наверно, одна из секретарш. Где нас видели?
— Не имеет значения.
— Ну конечно, Эва распускает сплетни, а ты веришь ей больше, чем мне. Так?