Баловни судьбы

Да, все идет хорошо. Действительно, давно уже с ребятами не было так легко, да и учителя давненько не были так дружны. С тех пор как ушел Янус. Теперь-то им есть куда валить всю грязь. Вали все дерьмо на него, на Аннерса, а потом кричи: «Ну и вонища!»

Но хуже всего, хуже всего...

Нет, мысль ускользнула. Вот же она, только руку протяни.. а ведь, ей-богу, так важно понять, что хуже всего. Но мысль ускользнула. Наверно, он уже прилично набрался, и не удивительно, принимая во внимание... принимая во внимание... ну конечно, все эти мерзкие события и усталость.

Он снова налил.

В общем-то, нетрудно понять, как это люди спиваются, совсем нетрудно. И как наркоманами становятся. Нечего удивляться, что развелось столько пьяниц и наркоманов, странно другое — ведь их могло быть намного больше. То же чувство иллюзорной уверенности в себе, как у курильщика. Точь-в-точь. Конечно, ему сейчас требовалась уверенность в своих силах, потому что его заставили отбиваться. Заставили. Ребята и друзья. Он словно попал в стаю зверей. Одни сыто урчат, а другие выпускают когти. И неизвестно, кого надо бояться сильнее. — Ты что это здесь, пьешь?

Улла в короткой и тонкой ночной рубашке стояла в дверях и удивленно смотрела на него. Он поспешил ее успокоить.

— Нет-нет. Не пью. То есть... разумеется, пью, только не так, как ты думаешь.

— А как еще можно пить? Да к тому же виски! Что с тобой, Аннерс?

— Пить можно по-разному, совершенно по-разному. Что тебе, человеку образованному, должно быть известно. Я еще не дошел до того, чтобы пить так, как ты подумала. Пока что.

Глядя по-прежнему недоверчиво и чуть испуганно, она подошла к столу. Он улыбнулся, стараясь успокоить ее. Господи боже мой! Ну подумаешь, выпил стаканчик! Ведь это только симптом, признак чего-то еще — вот что скверно. А симптома чего бояться?

— Я волнуюсь за тебя.

— Я тоже. И даже очень. Много раз на дню спрашиваю, что же нам все-таки делать с этим Аннерсом. Знаешь, в данный момент ему больше всего хочется, чтобы кто-нибудь из самых его близких людей сел рядом и выпил вместе с ним.

— Сейчас? В два часа ночи?

— В два, в четыре... — Он махнул рукой. — Какая разница, сколько сейчас времени. Присядь и... — «выпей со мной», чуть было не сказал он, но удержался: — поговори со мной.

— Что ж, хорошо, — с беспокойством глядя на него, сказала она, и он подумал, что она заодно с остальными, и мысль эта была так же абсурдна, как и все прочее. — Только сигареты принесу.

Он кивнул.

— Да, принеси, разумеется, тебе трудно разговаривать со мной без сигареты.

По ее виду он понял, что хватил через край, и сразу пожалел о своих словах. Когда она вернулась и села за стол, он взял коробок спичек.

— Давай зажгу.

— Лучше я сама, а то у тебя руки дрожат.

— Ну конечно. И рука у тебя уверенней, да и вообще ты увереннее меня. Во всем.

Обидчивый и странный. А может, у него вдобавок и нервишки иной раз пошаливают?

Он вспомнил, что не предложил ей выпить, и показал на бутылку.

— Будешь?

Но она отказалась. Так они сидели какое-то время, она со своей сигаретой, он со своим стаканом.

— Ты тоже считаешь меня сволочью? — спросил он.

— Естественно, не считаю, — ответила она, и в голосе ее послышались знакомые нотки нетерпения. — Что за чушь ты несешь?

— Ничего естественного тут нет. Многие считают, что я сволочь, почему бы и тебе так не думать? — Она не ответила, и он добавил: — Но раз ты так не думаешь, то я, конечно, очень тронут.

— Аннерс, — сказала она, — что с тобой творится?

— Э-э-э...

У него вдруг задрожали руки. Проклятые руки. Цыц, вы, собаки!

— Это долгая история, и я не уверен, что у тебя хватит терпения выслушать ее, и потом, — он хитро взглянул на нее, — почему это обязательно со мной что-то творится? Может быть, как раз с ними что-то творится? Почему бы и нет?

— Они говорят... — Улла запнулась.

— Да?

— Бесполезно, Аннерс, говорить об этом, ты только обидишься.

— Нет, нет, нет, — заверил он и так улыбнулся, что от боли свело скулы. — Меня чрезвычайно интересует, что они говорят... что вы говорите, когда обсуждаете меня.

Ему снова стало больно.

— Олл-райт. — Она с силой выдохнула дым. — Они считают, что ты ведешь себя в высшей степени странно, и просто не знают, что с тобой делать.

— Ну как же, они уже приняли решение. Относительно того, что со мной делать. Разве тебя не проинформировали? Они меня при... при... — Слово показалось ему совершенно дурацким, и он закончил с коротким смешком: — Макс говорит, они меня приложили.

— Прекрати, Аннерс!

— Да, да, — сказал он. — Именно.

И подумал, что все это время она сидит здесь и предает его. Не хочет выпить с ним, не хочет вместе посмеяться, хотя есть над чем. И всегда предавала его. Да и вообще, была ли она когда-нибудь внимательной к нему? Вечно она занята или с Леной, или с матерью, или своей работой, или книгами — сотнями посторонних дел. Только для него одного у нее не хватало времени. Так оно и было, и теперь, сидя за столом, потягивая виски и вытирая подбородок тыльной стороной ладони, он все больше и больше убеждался в этом.