Баловни судьбы

Макс Ханссон имел обыкновение читать подряд весь список происшествий. Большей частью там не было ничего интересного для газетчиков. Но Ханссон строго придерживался порядка. И если репортеры звонили и спрашивали, не случилось ли чего существенного, о чем стоило бы написать, то Ханссон неизменно заставлял их выслушивать весь рапорт, содержащий, как правило, лишь малоинтересные сведения. Отчасти он так поступал назло газетчикам. Потому что Ханссон недолюбливал этот народ. Вечно они пристают, требуя материала для своих сообщений. Как будто полиция у них в услужении и обязана поставлять им новости. А случись у полиции какая промашка, они тут как тут, критикуют почем зря.

По мнению Ханссона, сотрудничество между полицией и прессой было несколько односторонним: полиция должна быть к услугам прессы, когда бы ей это ни потребовалось, пресса же словно ничуть не заинтересована в сотрудничестве с полицией, напротив, газетчики охотно поносят полицию вообще и полицейских в частности; при первой возможности критикуют, ставят под сомнение. Да что там! Беззастенчиво клевещут! Зато когда полиции действительно требуется помощь со стороны так называемых официальных органов, тут журналисты становятся на дыбы, ссылаясь на указ о свободе печати и распоряжения об охране прав распространителей информации.

Макс Ханссон обсуждал этот вопрос со своим начальством и получил разъяснение: нет, полиция — в том числе и Макс Ханссон — не имеет права отказать журналистам в предоставлении информации.

И Макс Ханссон покорился. Но в отместку всякий раз зачитывал полный список происшествий за день. Это требовало времени. А происшествия обычно не представляли большого интереса. Так что репортерам было от чего впасть в тоску.

Итак, Макс Ханссон продолжал читать рапорт. Прошло минут шесть, и вдруг Борг встрепенулся.

— Что ты сказал? Отняли сумочку? А какие-нибудь подробности известны?

Макс Ханссон вздохнул, достал сообщение о краже сумочки и начал пересказывать.

Еще через четверть часа разговор закончился. Ханссон закурил сигарету и привел в порядок бумаги.

Инспектору полиции Максу Ханссону тридцать семь лет. Он худой и высокий. Каштановые волосы довольно коротко подстрижены и зачесаны на косой пробор.

Он посмотрел на стенные часы: почти половина одиннадцатого. До конца дежурства еще полчаса. А потом домой — и в постель. Может, еще пивка на сон грядущий.

Завтра непременно приберусь в квартире, думал он.

Макс Ханссон не был женат, и некому было пожелать ему доброй ночи. Он принадлежал к числу тех мужчин, к которым женщины не испытывают влечения. Причина крылась во всем его образе жизни, манере поведения и обращения с людьми.

2

Бу Борг, облокотясь на письменный стол и подперев ладонями подбородок, задумчиво попыхивал трубкой. Он перечитывал заметку о краже сумочки и злился на Ханссона.

Он злился каждый раз, когда ему случалось с ним разговаривать.

— Есть что-нибудь? — спросил Яльмар Халл. Он сидел за соседним столом и строчил статейку о миссионере, который должен был выступать в миссионерской церкви.

— Да. Сумочку отняли.

— Вот оно что!

— Тебя это, конечно, очень волнует.

— Что ты хочешь сказать?

— А по-твоему, это в порядке вещей, что у семидесятилетней старушки отнимают сумочку?

— Ну, знаешь, я спешу закончить статью. Через четверть часа она должна быть готова.

— Вот оно что, — передразнил его Борг.

Он встал из-за стола и вышел в коридор. Зайдя в буфет и убедившись, что кофе чуть теплый, поставил его на плиту и стал ждать, когда он согреется.

Бу Боргу было двадцать девять лет, и нельзя сказать, чтобы ему сильно везло в Химмельсхольме. В редакции он не слишком преуспевал, да и отношения с коллегами оставляли желать лучшего.

Родился он в Лунде, в Лунде жил, учился, получил звание кандидата философии, в течение трех месяцев замещал редактора местной газеты и в Химмельсхольме чувствовал себя как в ссылке.

В известном смысле его можно было назвать безработным специалистом. Он хотел стать преподавателем в университете, но в педагогический не попал. Тогда он обратился к журналистике. Устроился на летнюю вакансию в одной из лундских газет. Но, когда лето подошло к концу, ему дали понять, что о постоянной должности не может быть речи. Кое-что ему, правда, обещали, но весьма неопределенно. Тут он и начал читать объявления и предлагать свои услуги. Большинство ответов начиналось словами: «К сожалению, мы не можем...»

Но один положительный ответ он все-таки получил и вот уже почти три года работает в Химмельсхольме, в местной редакции «Дагбладет».

Труднее всего ему было ужиться с Яльмаром Халлом, который, по его мнению, был религиозным фанатиком. Даже если бы разразилась мировая война, или Химмельсхольм оккупировали террористы, или весь мир провалился в тартарары, Яльмар Халл все равно твердил бы: главное — это чтобы и в рекламных афишах, и в газетных полосах на первом месте стояло последнее собрание в миссионерской церкви.