Баловни судьбы

Мне снится, что рабочие Бойни объявили забастовку и Калле с нами. Он с нами, он работает на Бойне с Эудуном и со мной. И стоит вместе со всеми. Во сне.

Это неправда, будто я ни черта не смыслю в забастовках. Конечно, смыслю, и не меньше, чем ты: надо стоять друг за друга — всем за одного, одному за всех. Я так это понимаю. В одиночку ты нуль, со всеми вместе — сила.

Во сне мы стоим цепью перед воротами Бойни. Как экспедиторы, которых показывали по телевизору. Стоим цепью перед воротами, закрывая все входы и выходы. Мы охраняем свое рабочее место. Бастуем за повышение заработной платы, и мы выиграем эту забастовку, если никого не пропустим на Бойню.

Как иногда говорит старый, морщинистый Риан с блестящим черепом и изуродованной рукой.

— Когда-нибудь, — говорит он, — слова́ им больше уже не помогут. Не знаю когда. Но когда-нибудь нам придется столкнуться не на жизнь, а на смерть, иначе они не поймут, что мы им говорим.

Мы стоим цепью перед воротами. Там все. Даже мамаша. Во сне мамаша тоже с нами. И мамаша, и Биттен, и пакистанка, и фру Ли, и все работницы из фасовочного цеха и «холодной кухни». Мясники в тяжелых сапогах и кожаных фартуках. Водители автокаров. Экспедиторы. Колбасники. Одним словом, все рабочие Бойни, начиная со стариков с Рианом во главе и кончая нами, самыми молодыми, тут. И в центре — Калле.

Калле стоит с нами, он в рабочем костюме, красный высунутый язык на его майке виден из-под расстегнутого на груди комбинезона. Калле улыбается, глаза у него веселые и хитрые. И он говорит мне, доверчиво, с победной улыбкой:

— На этот раз, Рейнерт, мы не сдадимся!

Можешь считать, что сон глупый. Но он означает, что надо стоять друг за друга. Держаться заодно и стоять друг за друга. Только на деле все не так: Калле нет в живых и никто на Бойне не собирается объявлять забастовку. Наверно, он мне приснился потому, что я так психанул, когда увидел в последних известиях этих экспедиторов, как они стояли плечом к плечу перед легавыми и не сдавались. И это здесь, можно сказать, у нас под носом! Совсем рядом. На старой товарной станции на Эстеншёвейен!

А дальше, знаешь, что мне приснилось? Анкер Юл Кристофферсен идет вместе с легавыми. Они явились сюда на машинах и верхом, с мегафоном. Их командир говорит, что дает нам две минуты, чтобы разойтись. Но мы не расходимся, а только плотнее держим цепь, тогда они выстраиваются против нас и идут в наступление.

И с ними Анкер Юл Кристофферсен. На нем все тот же старый синий комбинезон и морская фуражка, что и в ту ночь год назад. На ходу он замечает Калле, и у него отваливается челюсть, точно он зевает. Он так и замирает с открытым ртом. А Калле ничего, он просто стоит плечом к плечу со всеми, и глядит на него.

— Привет, Кристофферсен! — говорит он. — Вот мы и встретились!

И все, на этом конец. Звенит будильник, за окном высокое чистое небо, я встаю и тащусь в ванную. Мамаша — ставит воду для кофе, мы едим, готовим бутерброды и выходим из дому. Обычный рабочий день. Прошел год, как Калле умчался в ту темную страну, откуда нет дороги назад. Некоторые думают, будто в той темной стране что-то есть, что жизнь там продолжается. Но ты не верь тем, кто говорит, будто жизнь продолжается и после смерти, будто там, по ту сторону, справедливость. Потому что это не так. Нет никакой справедливости по ту сторону. Если мы хотим добиться справедливости, надо не поддаваться здесь. А не где-то в другом месте, потому что живем мы здесь. И только один раз.

В обеденный перерыв опять заходит разговор о несанкционированной забастовке экспедиторов.

— Их на испуг не возьмешь! — говорит Эудун.

— Это точно, — подхватываю я и рассказываю свой сон, как мы стояли перед Бойней и с нами был Калле и как он сказал Анкеру Юлу Кристофферсену, когда тот подошел к нам, чтобы разорвать цепь: «Вот мы и встретились!»

— Ишь ты, какие боевые сны тебе снятся! — говорит Эудун.

— Смейся, смейся! — отвечаю я.

Эудун смотрит на меня, у него мощный торс и за стеклами очков внимательные, зоркие глаза. Он усмехается, трясет головой и морщит нос. Я тоже в ответ морщу нос, и думаю о голосе Калле, и вспоминаю, как мы валялись в траве. Когда были мальцами. В густой зеленой траве, затянувшей глинистую землю, среди мать-мачехи, не склоняющей головы даже под ветром. Калле. Эудун. Лайла. Анне-Грете. Юнни. Уно. Стемми. Лисе. Я.

Валялись на животе в густой высокой траве, а ветер шевелил наши волосы, и солнце пекло затылки, и еще ничего не начиналось по-настоящему.