Бальтазар Косса

Да, конечно, Забарелла возглавлял комиссию по борьбе с ересью. Но он принципиально не любил крайних мер, то есть не любил жечь людей, предпочитая казням раскаяние и полагая, в общем вполне справедливо, что отречение еретика есть большая победа церкви, чем его сожжение. Он и Яна Гуса предлагал попросту заточить в монастырь в Швеции, а Иеронима Пражского, взяв с него грамоту об отречении от своих заблуждений, простить, и даже включить в число участников Констанцского собора, заявив, наряду с Поджо, что равному по учености Иерониму Пражскому (тот был магистром четырех университетов!) на соборе нет никого. То есть антиеретическая комиссия под руководством Забареллы что-то решала, о чем-то совещалась, но… и только! Не надо думать, что бесконечная бюрократическая волокита – чисто русское изобретение. Допетровские «приказы» работали достаточно быстро и четко. Настоящий бюрократический психоз (Щедрин называл его «бюрократическим восторгом») обрушился на нас вместе с реформами Петра I, как первый подарок «просвещенного» Запада «дикой» России.

Но на Западе умели бороться со своими болезнями уже тогда, понимая, что дело делают люди, а не бумаги, и что для того, чтобы дело успешно шло, нужно не угрозы слать, не приказы сверху «спущать», а переменить конкретных исполнителей. Короче, они понимали, в каком случае нужен фанатик-мракобес, а в каком – гуманист-вольнодумец, в каком – воин, в каком – финансист, и дело шло! Поэтому, когда потребовалось всерьез расправиться с чехами, чтобы другим неповадно было, Забареллу попросту тихо убрали с поста, которым он явно не дорожил, заменив его Джованни деи Доменичи, епископом и кардиналом Рагузским, который готов был жечь едва ли не всех подряд.

Конечно, Забарелла был дружен с императором Сигизмундом, с коим были дружны и близкие к нему Паоло Верджеро и флорентийский кондотьер на венгерской службе Пиппо Спана, граф Темешварский. Забарелла первым поддержал д’Альи и Жерсона, стал на сторону партии реформ, но уже по характеру своему не лог опуститься до грязного доноса на Коссу с совершенно необоснованными поклепами. Значит – и не он.

Парижские теологи, Жерсон и Пьер д’Альи, конечно, были против всевластия пап, считая, что высшим авторитетом римско-католической церкви должны быть соборы. (Мысль, в общем согласная и с древними законами вселенской православной церкви, мысль верная по существу.) Но пускаться в сплетни личного характера?

Пьер д’Альи! Тот самый, который был не просто принят Иоанном XXIII, но и назначен им папским легатом в Германии? Который пытался с помощью Иоанна провести реформу календаря? Этот ученый француз, выбравшийся из нищеты, убежденный богослов, выдвинувший и защищавший тезис о непорочном зачатии Богоматери? Возглавлявший в 1388-м году депутацию Парижского университета к папе Клименту? Ездивший к де Луна, дабы тот уступил престол Бонифацию IX? Канцлер Парижского университета, прокуратор французской нации, придворный священник Карла VI, высоко ставивший честь своего имени, с 1398-го года епископ Камбре, участник Пизанского собора, привыкший высказывать свои взгляды прямо и открыто, невзирая на лица… И клеветнический донос на Коссу? Вовсе невозможно! Ну и, конечно, не его ученик Жерсон!

Оддо Колонна, друг и сподвижник Коссы? Нет и нет! Петр Филастр? Единственный защитник Коссы во время суда! Луи де Бар, епископ Шалонский, авиньонский кардинал, дядя Иоланты Арагонской, опекун её сына Рене, коего объявил своим наследником в герцогстве Барском, вице-магистр ордена Сиона, к тому же? Нет и нет! Шалан? Джованни де Броньи, председатель на суде над Яном Гусом? Может быть, он? Скорее уж венецианцы, сподвижники Григория XII: Ландо и Морозини? Может быть, они? Поддержать восставшую волну клеветы они должны были, но затеять? Явно за обвинениями Коссы, помимо Сигизмундовых замыслов, должна была стоять некая злая воля, прячущаяся за безликим решением «большинства».