— Чего орешь? — Лобадин повернулся к чернявому кочегару. — Один за всех решаешь: «Мы не согласны». Говори за себя, а не за всю команду.
— Это что ж такое, товарищи, и сказать нашему брату нельзя? — завопил кочегар.
— Где же революционная справедливость?! — забасил его сосед, верзила из переменного состава. — Офицеров в море — и баста!
Поднялся шум.
— Хочешь говорить — выходи на середину, — снова обратился к чернявому Лобадин. Не получив ответа, объявил: — Слово Петру Колодину.
— Товарищи, нельзя так необдуманно решать судьбу людей. Я поддерживаю предложение Баженова. Пусть справедливый суд матросов скажет свое слово о каждом офицере. Надо же наконец понять, что не все такие звери, как, скажем, Максимов или Мазуров. Есть среди офицеров и неплохие люди, может быть и революционно настроенные.
— Ты что, к драконам в адвокаты нанялся?
— Тише! — зашикали матросы. — Дай сказать человеку.
— А почему лейтенант Лосев на свободе разгуливает? — не без ехидства в голосе неожиданно спросил верзила.
— Да, почему? — оживился чернявый, многозначительно поглядывая по сторонам. — Может, офицерик уже член вашего комитета?!
— Я так приказал. В интересах дела, — спокойно ответил Колодин. — Но если будет замечено, что лейтенант Лосев злоупотребляет нашим доверием, он ответит по всей строгости революционного момента.
— Теперь о тех, кто громче всех кричит тут, требуя расправы над офицерами, кто нарушает порядок митинга, — продолжал Колодин. И обращаясь к обоим бузотерам: — Вы и тогда, во время заварухи с супом, глотку драли. Тоже мне революционеры! Народ только мутите.
— Протестую! — завопил чернявый. — Наша партия самая народная, на то она и зовется социял-революционерская.
— А что такое «социял»? — с невозмутимым видом спросил стоявший по соседству Гаврилов.
— Как что такое? Так наша партия прозывается.
— Партия настоящих революционеров, — важно пояснил верзила.
Вокруг засмеялись. Над незадачливыми спорщиками стали подтрунивать.
— Да пошли вы все!.. — нехорошо выругался верзила. — Серость, а еще о революции толкуете.
— Вот мы ее совершим, тогда и уразумеете, что такое социял-революционеры, — развязно добавил чернявый.
Но их бахвальство уже мало кто слушал.
— Товарищи, — заговорил Оскар Минес, — я уловил тут два предложения. Первое — судить офицеров и второе — расправиться с ними. Думаю, предложение о суде над офицерами — наиболее правильное. Расправа, жестокость не к лицу революционерам. Я имею в виду подлинных революционеров, а не крикунов.
Люди ловили каждое слово Оскара. Его звучный голос был слышен далеко, даже вахтенным на ходовом мостике.
— Предлагаю офицеров содержать под стражей до Ревеля. А потом пусть их судьбу решит революционный суд. Тех из офицеров, кто пожелает примкнуть к нам, мы с охотой примем в свои ряды. Нам знающие, образованные люди нужны.
— Есть еще у кого желание высказаться? — спросил Лобадин. — Нет. Тогда кто за предложение товарища Оскара?
Проголосовали почти все.
— Против есть?
Кое-где над головами высунулись ладони, некоторые из них тут же опустились. Оба крикликвых эсера демонстративно засунули руки в карманы.
— Яснее ясного, — подвел итоги Лобадин. — Проходит предложение товарища Оскара. Состав трибунала выберем позднее.
В одиночестве
После митинга Лобадин и Оскар поднялись на ходовой мостик.
— Остров Вульфа, — доложил рулевой, прокладывавший курс.
Остров лежал слева. От него в море мили на полторы тянулась каменистая отмель. На ее краю стояла белая четырехгранная деревянная пирамида маяка.
— Справа, встречным курсом — судно! — послышался голос впередсмотрящего.
Лобадин поднес к глазам бинокль.
— Купец… Иностранный, — определил он.
Скоро и невооруженным глазом можно было разглядеть, что приближается небольшой шведский торговый пароход.
— Давайте остановим, — предложил Оскар. — Может быть, о Свеаборге что-нибудь узнаем.
— Добро, — согласился Лобадин и велел просигналить «шведу» подойти к крейсеру.
«Память Азова» застопорил машины. Вся команда поспешила на правый борт, против которого остановился пароход.
— What is this? — спросил в мегафон капитан.
На ходовом мостике крейсера промолчали: никто не знал английского языка. Что делать? Но тут азовцы увидали, как на пароходе один из моряков стал что-то говорить капитану, показывая на грот-мачту крейсера. Капитан снял фуражку, вытер платком лысеющую голову и кого-то позвал. На мостике появился матрос. Он взял у капитана мегафон и прокричал по-русски:
— Капитан спрашивает: «В чем дело?»
Оскар в мегафон:
— Просим извинения, что остановили. Откуда идете?
— С Аландских островов.
— Нет ли у вас вестей о Свеаборге?
— Рыбаки на Аландах рассказывали — в Свеаборге восстание. Даже на лайбах подняты красные флаги.
— Спасибо за новости… Счастливого плавания!
— Скорее в Ревель! — И Лобадин приказал в машинное отделение: — Вперед до полного!
Маяк на острове Вульфа стал быстро отдаляться, и сразу же в полуденной дымке солнечного дня в море показалась узкая полоса земли. Это был остров Нар-ген, прикрывающий вход в Ревельскую бухту.
— Курс — двести шестьдесят! — скомандовал Лобадин.