Балтийская трагедия. Катастрофа.

Идя северным фарватером, она удачно уклонилась от встречи с финскими сторожевыми и торпедными катерами, выбирая оптимальные курсы и выжимая из старых машин «Сауле» всё возможное. Но по дороге её всё-таки «кусанула» авиация противника. Пять «юнкерсов» атаковали транспорт уже в видимости Гогланда. Несколько бомб разорвалось у бортов, изрешетив судно пробоинами, а одна угодила прямо в кормовой трюм, повредив рулевое управление и вызвав сильный пожар. Горели какие-то грузы из флотского имущества, находившиеся в нижней части трюма, куда было не добраться пожарным. Опасаясь, что в трюме ещё что-нибудь взорвётся, Щетинина приказала выбрасываться на мель и всем уходить с судна. А сама, как и подобает капитану, осталась.

В ответ на раздражённый приказ Святова немедленно убираться в Ленинград, Щетинина сообщила, что судно представляет из себя решето, руль повреждён, и что-то «флотское» чадит в трюме после попадания бомбы.

Начальник штаба ОЛС приказал забить пробоины деревянными чопами и уходить, пока их не добила авиация.

Распорядившись о «Сауле», капитан 2-го ранга Святов направился на командный пункт коменданта острова полковника Большакова, расположенный на северной оконечности Гогланда в самой верхней его точке, откуда обозревался почти весь Западно-Гогландский плёс чуть ли не до острова Вандло, находящегося в двадцати милях к западу.

Первое, что увидел капитан 2-го ранга Святов, подавшись на командный пункт коменданта острова полковника Большакова — был крейсер «Киров», который, величественно следуя за тральщиками, обходил остров с юга, направляясь в Кронштадт. Крейсер вёл бешеный зенитный огонь. Примерно 8—10 бомбардировщиков противника кружились над ним, пытаясь пробиться через стену заградительного огня.

Опытному взгляду капитана 2-го ранга Святова не нужно было видеть какой-нибудь другой картины, чтобы понять, какие потери понёс флот на переходе. В охранении «Кирова» шёл один эсминец типа «7» и один тральщик. Оба вели редкий огонь по самолётам из орудий главного калибра. Из разбитых иллюминаторов эсминца валил дым. В бортах и на надстройках чернели многочисленные пробоины.

По предварительным докладам и из радиоперехвата Святов уже мог составить себе впечатление, какую бойню учинила немецкая авиация транспортам, переполненным войсками и беженцами. Он уже направил в залив первую волну своих тральщиков и катеров для оказания помощи терпящим бедствие судам и людям.

Часть катеров Святов оставил в резерве на случай изменения обстановки.

Прекрасный наблюдательный пункт полковника Большакова вполне устроил бы Святова, если бы все его задачи сводились к обзору плёса. Но для управления кораблями этот НП совершенно не годился.

Для этой цели капитан 2-го ранга Святов развернул свой штаб в одном из деревянных домиков на берегу бухты. Он поспешил туда, где распоряжались уже двое его помощников: капитан 2-го ранга Зозуля и капитан 3-го ранга Барабан.

11:35

Командир катера «МО-207» старший лейтенант Воробьёв с ужасом смотрел на плавающие трупы, со всех сторон окружавшие его катер.

Трупы плавали и лицом вниз, и лицом вверх, и выставив из воды скрюченные в последней надежде руки. Между ними на волнах кружились бескозырки, фуражки, женские шляпки, чемоданы, деревянные обломки.

Наконец с катера увидели и живых людей, повисших на перевёрнутых шлюпках, плотах, брёвнах и... всплывших минах. Много было раненых в гипсовых повязках. Ни у кого не было сил даже кричать. В полном молчании, остановившимися глазами они смотрели на подходящий охотник.

У Воробьёва сложилось впечатление, что многие просто его не видели, настолько ужас и усталость застила им глаза...

«МО-207», переполненный спасёнными выше всякой меры, с трудом держался на поверхности, черпая воду бортами. Необходимо было куда-то пересадить спасённых, поскольку в таком состоянии катер был не способен добраться до Гогланда.

Воробьёву удалось нагнать большой буксир, вся палуба которого была заставлена шикарной мебелью, сверкающей лаком и зеркалами. За мебелью блестела никелем и хромом автомашина иностранной модели.

— Прими людей! — крикнул Воробьёв какому-то усачу на мостике буксира.

Тот гулким басом ответил:

— Не могу. На борту адмиральское имущество! Отвечай потом!

Кровь ударила Воробьёву в голову.

— Ты сволочь! — закричал он усачу. — Я тебе сейчас дам адмиральское имущество! А ну, скидывай всё за борт к чёртовой матери и принимай людей, а то из пулемёта чесану!

Крупнокалиберный пулемёт охотника уставился в мостик буксира, давая понять его капитану, что с ним не шутят.

Ругаясь страшными словами и тряся усами, он дал команду сбросить с кормы шкафы и комоды, приняв от Воробьёва почти половину спасённых.

— Молодец! — похвалил его Воробьёв и повёл катер дальше.

Вдали он увидел пару немецких истребителей, летающих на бреющем полёте над поверхностью воды туда и обратно, стрекоча пулемётами. Подойдя поближе Воробьёв увидел, что самолёты обстреливают плот, облепленный людьми.

Орудие и оба пулемёта катера ударили по «мессершмиттам» и те, как испуганные чайки, набрали высоту и исчезли.