Балтийский эскорт

Да что жарко!… Тут кого угодно бы холодный пот прошиб. Шутка ли, конвоировать «вервольфа»[2] по незнакомому городу. Этих субчиков, судя по тому, что Еремеев о них слышал, надо перевозить в бронированных автомобилях. Но у смершевского автофургона полетела коробка передач, и за добычей капитана Сулая прислали этот дохлый колясочный мотогроб.

Капитан Сулай первым из смершевцев взял в Альтхафене живого «вервольфа»; неделю выслеживал его в портовых водостоках. И уж, конечно же, майор Алешин, прекрасно понимавший, кого добыл Сулай, мог бы расстараться если не насчет «виллиса», то уж хотя бы насчет бортовой полуторки.

Таинственный «вервольф» в серой докерекой спецовке выглядел весьма прозаично. Тем не менее Сулай затянул на поясе пленника крепкий флотский линь, а свободный конец намертво привязал к скобе коляски. Руки оставил свободными, чтобы не привлекать внимания прохожих. «Вервольф» покорно позволил проделать все это и даже предупредительно поднял руки, чтобы Сулаю удобнее было обвязывать поясницу. Капитану эта предупредительность не понравилась, уловил он в ней что-то насмешливое, обидное для себя и потому узел на скобе затянул потуже.

Таинственный вервольф - белобрысый малый лет тридцати в серой докерской спецовке и коротких немецких сапогах выглядел весьма прозаично.

Вчетвером они втиснули довольно грузного «докера» в коляску. Капитан Сулай сам обвязал пойманного крепким флотским линем, который Лозоходов извлек из багажника своего мотоцикла, и притянул конец к запасному колесу. Вервольф предупредительно поднял руки и покорно позволил себя обвязать под мышками раза три.

- Смотри, - предупредил Сулай Еремеева, - головой за него отвечаешь! Первая пташка! С ее голоса и остальных выловим.

Сержант Лозоходов долго бил по стартеру, пока трофейный «цундап» не взревел. Еремеев прыгнул на заднее седло и видавший виды мотоцикл вырулил из парка на улицу. Орест с любопытством поглядывал на стриженый затылок «вервольфа». Он впервые видел так близко живого диверсанта. Поглядывал на опасного пассажира и Лозоходов:

- А чего это их «вервольфами» зовут?

- «Вервольф» по-немецки - оборотень.

- О, у нас в деревне тоже один жил. Так он в кабана по ночам превращался. Оборотень! - Покрутил головой Лозоходов. - Вот какого лешего они воюют, - вопрошал он лейтенанта, - когда война уж год как закончилась?

- Для кого закончилась, а для нас, похоже, только начинается, - отвечал из-за его спины, обтянутой линялой гимнастеркой, Еремеев.

Комендатура находилась в центре города между кирхой и ратушей. Посреди двора, у широкого колодца, переделанного из пристенного фонтанного бассейна, плескался голый по пояс помощник коменданта капитан Горновой. На фигурной закраине колодца стояло ведро. Горновой ладонями черпал из него воду и блаженно поплескивал себе на распаренную спину.

- Привет, Еремееич! Иди, освежись! - Капитан дурашливо плеснул пригорошню на раскаленный мотоцикл. Капли попали и на лицо пленному. Тот жадно слизнул их с верхней губы и впервые за всю дорогу обратился к конвоирам:

- Герр лёйтнант, гибен зи мир дринкен! (Господин лейтенант, дайте немного воды… Пить.

Лейтенант Еремеев молча распустил узел за запасным колесом, и вервольф, обвязанный веревкой, словно монах-францисканец, побрел к колодцу, примыкавшему к стене кирхи.

- Василий Петрович, дайте ему воды! - крикнул Еремеев, оправляя помявшийся китель. Горновой уступил ведро и потянулся за гимнастеркой, сложенной на краю колодца. Едва он натянул ее на голову, как вервольф отшвырнул ведро, и, выставив руки вперед, нырнул в колодец. Еремеев застыл, Горновой, так и не продев вторую руку в рукав гимнастерки, ошеломленно вглядывался в колодезный зев.

Первым опомнился сержант Лозоходов:

- Утоп, гадюка! - Метнулся он колодцу. - Чтоб живым, значит, не даться! Во, гад! Во, псих!

- Багор! - Осенило лейтенанта. - Багор тащи! Багром достанем.

Через минуту Еремеев уже шарил длинным шестом в темной воде. Ржавый крюк скреб по бетонным стенкам, но в дно не утыкался.

- Ничего, - утешал Лозоходов Еремеева, - всплывет в одночасье. У нас в деревне утопленники завсегда всплывали… «А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела», - напевал он себе под нос, вглядываясь в темень колодца.

На Еремееве лица не было. Страшно было подумать, что скажет ему Сулай при первой же встрече. Если бы капитан достал пистолет и пристрелил Еремеева без лишних слов, он бы принял это, как самый простой и справедливый исход. Но ведь Сулай, которого лейтенант-стажер в душе боготворил, убьет его одним лишь словом, как это умеет делать только он:

- Эх, ты… Пиа-нист!…

Зря Еремеев проговорился, что в детстве ходил в музыкальную школу, играл на фортепиано. По понятиям этого бывалого и насмешливого человека, Еремеев был «маменьким сынком». Тем не менее, он взялся сделать из него настоящего «волкодава». Еще вчера Сулай тренировал Еремеева на укрепление памяти.