Балтийское небо

Она совсем не представляла себе, как сообщит родным Катерины Ильиничны о ее смерти. Она никогда у нее не бывала и никого из ее родных не знала. Слышала она, что муж Катерины Ильиничны находится на фронте. Есть дети. Мальчик совсем еще маленький, не старше, вероятно, Ириночки. И дочка. Катерина Ильинична часто повторяла: «У меня дочь уже совсем взрослая». Наверно, ей лет восемнадцать. Катерине Ильиничне было сорок лет, она могла иметь восемнадцатилетнюю дочь. Как ее зовут, эту девочку? Кажется, Соня. С ними живет еще отец Катерины Ильиничны, работает в каком-то институте, очень, должно быть, старый…

Марья Сергеевна заглянула в бумажку, на которой записан был адрес Быстровой. Квартира 28, со двора, справа, шестой этаж. Пройдя под длинной аркой, Марья Сергеевна вошла во двор.

Двор был квадратный, глубокий, наискосок прорезанный солнцем. Большая белая стрела на стене указывала вход в бомбоубежище. Кучка детей — веселых и оживленных — носилась по двору, и воздух звенел от их криков. Были это всё больше мальчики, и все довольно маленькие; но Марья Сергеевна сразу заметила и девочку, голенастую, выше и шумнее всех. Играли они не то в пятнашки, не то в палочку-выручалочку. Эта голенастая девочка в самозабвении игры и веселья с разбегу чуть не наскочила на Марью Сергеевну, и Марья Сергеевна заметила черные волосы, большой рот, прямой носик, веснушки, расположившиеся по обе его стороны, как два крылышка, и темные глаза, блестящие от восторга.

Марья Сергеевна свернула направо, остановилась у входа на лестницу и посмотрела вверх, стараясь угадать окна той квартиры, куда ей предстояло войти. Там, в вышине, окна были озарены солнцем, еще по-летнему ослепительным, и голуби сидели на подоконниках.

Пока она смотрела вверх, у нее за спиной раздались твердые мужские шаги. Она обернулась. Какой-то морской командир проходил по двору. Увидя его спину в кителе и сдвинутую на затылок фуражку, Марья Сергеевна вздрогнула и задохнулась.

Коля Серов тоже носил форму морского командира. В первые дни их знакомства она даже считала его моряком, а не летчиком. Он объяснил ей, что он морской летчик, показывал какие-то нашивки на рукаве, но она мало поняла из его объяснения, потому что ей это было безразлично. С тех пор как он уехал, она, увидев человека в форме морского командира, всякий раз вздрагивала. Командир направился к одной из дальних дверей в глубине двора. У двери он обернулся и взглянул на Марью Сергеевну. У него было полное немолодое лицо. Ничем не был он похож на Колю Серова.

По темноватой лестнице Марья Сергеевна поднялась на шестой этаж. На двери квартиры 28 блестела начищенная дощечка с надписью: «Профессор Илья Яковлевич Медников». Надпись была сделана еще по старому правописанию, с твердыми знаками и ятем. Марья Сергеевна остановилась перед дощечкой, стараясь отгадать, кто этот Медников. Жилец? Сосед? Его зовут Илья… Вероятно, отец Катерины Ильиничны, а Быстрова она по мужу…

Пока Марья Сергеевна медлила перед дверью, внизу раздались чьи-то шаги. Кто-то быстро взбегал по лестнице. Марья Сергеевна глянула вниз, в пролет, и увидела ту самую девочку, которая во дворе чуть не сбила ее с ног. Девочка бежала легко, перескакивая через ступени. Когда они встретились глазами, она крикнула:

— Вы к нам? Я так сразу и подумала, что вы к нам…

Марья Сергеевна поджидала ее на площадке. Девочка взбежала на шестой этаж, почти не запыхавшись. Это, конечно, дочка Катерины Ильиничны, и Марья Сергеевна удивилась, как это она сразу не догадалась. Катерина Ильинична тоже была такая же рослая и черноволосая, только в волосах много уже седины; тот же крепкий прямой носик, тот же крупный рот, те же брови… «Ей никак не больше шестнадцати, — подумала Марья Сергеевна. — Может быть, и шестнадцати нет…»

Впрочем, в глазах девочки уже не было того детского счастья, которым полны они были давеча, там, на дворе. Она оглядела Марью Сергеевну с тревогой, ожиданием и некоторой даже строгостью.

— Вы от мамы, да? — быстро и негромко спросила она, пробежав последние ступеньки.

Марья Сергеевна кивнула.

— Я так и думала, что вы оттуда, — продолжала девочка. — У вас юбка в глине. — Она глядела Марье Сергеевне в лицо со всё возрастающей тревогой. — Что с мамой? Что с ней случилось?

— Вас зовут, кажется, Соня… — начала Марья Сергеевна.

— Она убита? — спросила девочка.

Марья Сергеевна опять кивнула, пораженная ее догадливостью, и отвернулась.

Она слышала у себя за спиной дыхание девочки. Ни всхлипыванья, ни вздоха. Так стояли они довольно долго. Потом Марья Сергеевна нащупала в кармане своей жакетки пакетик, крест-накрест перевязанный бечевкой, вытащила его и обернулась.

Глаза девочки были широко раскрыты, и слезы катились по щекам, собираясь на подбородке. Но, видимо, она их не замечала.

— Снаряд? — спросила она.

— Нет, — сказала Марья Сергеевна. — Нас обстрелял самолет.

— Когда это было?

Марья Сергеевна подумала.

— В четверг…

— Ее похоронили?

— Нет. Нас сразу вывели из рва, и больше мы туда не возвращались. Там теперь немцы… Вот…