Балтийское небо

Как всё в эскадрилье, Хильда знала, что Татаренко любит Соню, сестру Славы.

О том, что она думала по этому поводу и что она чувствовала, летчики строили немало предположений, но ничего достоверного не знал никто: о чувствах своих она никому не рассказывала.

3.

Еще весной, задолго до перелета на остров, Уваров как-то сказал Лунину:

— Чуть было не забыл! Я ведь хотел с вами посоветоваться.

— О чем?

— Видите ли, какое дело неприятное… — Уваров нахмурился и понизил голос: — Я узнал наконец адрес той женщины, на которой собирался жениться Серов.

— Да ну!

— Мне сообщили совершенно достоверно.

— Где же она?

— На Урале.

— На Урале?..

— Вместе со своей школой.

— Не может быть! — воскликнул Лунин. — Серов писал ей в школу и не получил ответа.

— Вот это как раз неприятнее всего, — сказал Уваров.

— Вы думаете, она получала его письма и не хотела отвечать?

— Кто ее знает… Выходит, что так.

— Позвольте, позвольте! — заволновался Лунин. — Я собственными глазами видел официальный ответ директора школы, что ее в школе нет.

— Знаю, — сказал Уваров. — И этот же самый директор не менее официально ответил тем инстанциям, которым я посылал запрос, что она работает в школе.

Лунин промолчал и отвернулся. Уваров внимательно посмотрел на него.

— Так вот, дайте совет, — сказал Уваров. — Сообщить Серову ее адрес или не сообщать?

— Представьте только, как ему будет больно, когда он узнает, что она получила его письмо и не желала на него ответить!

— Так не сообщать?

— Не сообщать.

— А ей?

Лунин задумался.

— А ей написать без всяких чувств, как можно суше. Летчик Николай Серов находится в Барнауле, в таком-то госпитале, на излечении. Вот и всё. А там пусть она сама поступит, как ей совесть позволит.

— Я как раз так ей и написал, — сказал Уваров.

"Вот и Серов одинок, — подумал Лунин с горечью. — Бывают же на свете люди, которым суждено одиночество!"

* * *

Жизнью своей Слава был совершенно доволен.

Казалось бы, что могло быть занимательного для тринадцатилетнего здорового мальчишки в однообразной гарнизонной жизни на тесном маленьком острове? Даже побегать как следует негде. Уже через день после перелета ему стал здесь известен каждый пень, каждый камень. А между тем Слава не только не скучал, но никогда еще не жил так увлекательно. И всё оттого, что на острове были самолеты.

Он с самых ранних лет интересовался самолетами и любил их. Но прежде самолеты привлекали его внимание только тем, что они движутся, летают, сражаются, и он представления не имел о том, что заставляет их двигаться и летать. Однако за время его жизни на аэродроме самолеты мало-помалу приоткрыли ему свои тайны. И эти тайны казались ему теперь увлекательнее всего на свете.

Этому увлечению немало способствовали его занятия с техником Деевым. Правда, занимался с ним Деев вовсе не самолетами, а предметами, которые проходят в средней школе. Но Деев постоянно копался в самолетных моторах, проверяя и поправляя их, и Слава постепенно стал кое-что в них смыслить. А когда он стал смыслить кое-что, ему захотелось узнать всё.

Он не отходил от самолетов и внимательно приглядывался к работе техников. Он задавал множество вопросов, и ему охотно отвечали, потому что техники сами были влюблены в свои машины и говорить о них доставляло им удовольствие. Слава теперь не только знал назначение каждой детали в моторе, но научился по звуку определять, в каком состоянии находится мотор и что в нем происходит. Копаться в моторе было для него теперь высшим наслаждением, и техники, работая, охотно разрешали ему себе помогать, потому что он был толков и усерден.

Он очень вытянулся за последний год и для своих лет был рослый малый. В штатах эскадрильи он давно уже числился мотористом (так удобнее было его оформить) и одет был как моторист — в старый, промасленный комбинезон. Он старался шагать, как взрослый, старался говорить басом, но время от времени пускал "петухов" и бегал вприпрыжку. Так как Лунин не имел на острове отдельного жилья, Слава жил в землянке с техниками и мотористами, знал все их любимые словечки и дружил с ними не меньше, чем с летчиками. Он разделял их самоотверженный, тяжелый, умный труд, гордился тем, что во время работы они обращаются с ним, как с равным.

Впрочем, самым близким его другом был всё же Илюша Татаренко.

У Славы с Татаренко издавна были дружеские отношения, но за последнее время отношения их приняли новый, особый характер. Дело в том, что Татаренко теперь ни на мгновение не мог забыть, что Слава — брат Сони.

При виде Славы Татаренко сразу вспоминал Соню, и свою нежность к ней, и свою тревогу, и горечь разлуки. И Слава догадывался об этом.

Любовь Татаренко к Соне сама по себе очень мало занимала Славу, потому что он вообще не склонен был размышлять о любви. С детским простодушием он видел в любви Татаренко к Соне только средство подразнить сестру. Мало того, он разделял распространенное в эскадрилье мнение, что Татаренко сделал бы гораздо лучше, если бы влюбился в Хильду. И в то же время Слава бессознательно чувствовал, что теперь имеет над Татаренко как бы некоторую власть. И был прав.