Балтийское небо

Запахи и звуки земли сразу охватили его. Приторно пахло гарью: лес, начинавшийся тут же, у дороги, был полон дыма, клубившегося в ветвях. Снаряды, незримые, с пронзительным воем неслись над деревней. Этот вой всякий раз возникал где-то на севере, у моря, потом стремительно приближался, взвизгнув над самой головой, и уходил на юг, чтобы потонуть в гулком взрыве, от которого вздрагивал воздух. Это дальнобойная артиллерия наших кораблей вела огонь по наступающим немцам.

Лунин выскочил из кабины и кинулся осматривать мотор. Он сразу нашел повреждение, — он еще в воздухе понял, что произошло. На аэродроме Лунин исправил бы такое повреждение в две минуты, но здесь у него ничего не было под руками.

Обернувшись, он увидел двух мальчиков, босых и белоголовых, которые стояли на краю канавы и жадно разглядывали самолет. Одному было лет одиннадцать, другому — лет пять.

— Есть у тебя копейка? — спросил Лунин мальчика постарше.

— У меня рубль есть, — ответил тот и, пошарив в кармане, протянул Лунину рублевую бумажку.

— Нет, мне нужна копейка, — сказал Лунин. Маленький на крошечной ладошке протянул Лунину несколько монет. Лунин взял копейку и опять стал копаться в моторе. Мальчики подошли совсем близко и стояли у него за спиной. Лунин слышал их напряженное дыхание.

— Нет ли у тебя шила? — спросил Лунин мальчика постарше.

— Нету.

— Может быть, у кого-нибудь здесь есть. Попроси в деревне.

— В деревне никого нет. Все уехали.

— Что же, вы одни остались?. - удивился Лунин.

— С бабушкой.

— Отчего же не уехали?

— Мы дошли до Стрельны, а там снаряды на дороге рвутся. Бабушка забоялась, и мы вернулись.

"Стрельна! Это на берегу моря, у самого Ленинграда, — подумал Лунин. Если они прорвутся в Стрельну, весь этот южный берег будет от Ленинграда отрезан!"

— Мне нужен гвоздь, — сказал он. — Длинный, тонкий. Поищите мне длинный гвоздь.

Они убежали в деревню искать гвоздь и долго не появлялись. Снаряды проносились воя. Кузнечики трещали в траве. Высоко над собой Лунин услышал жужжанье мотора. Он поднял голову и увидел в небе, уже совсем ясном, "Мессершмитт", который кружил и кружил на одном месте. Разведчик…

Мальчики вернулись. Старший принес десяток гвоздей разной длины, кривых и ржавых. Лунин выбрал самый длинный.

— Как тебя зовут? — спросил он маленького.

— Зёзя, — ответил тот.

— Зёзя? — удивился Лунин.

— Сергей его звать, — сказал старший.

Лунин продолжал работать. Шло время. Солнце поднималось всё выше. Мальчики не отходили от самолета ни на шаг. И вот — мотор в порядке. Теперь нужно взлететь. Но откуда взлететь?

Огород слишком мал, на вырубке пни. Только с дороги. Но дорога позади тянется лесом меж высоких елей, а впереди превращается в улицу, сжатую между двумя порядками изб. Лунин измерил шагами ширину улицы. Если рулить точно посередине, можно не задеть за дома. Однако беда заключалась в том, что улица скоро заворачивала, и как раз там, где ему нужно было оторваться от земли, стояла наискось изба.

Он пошел к этой избе, считая шаги и надеясь, что ошибся. Мальчики шли за ним, поглощенные всем, что он делал. Нет, он не ошибся. Оторваться от земли до поворота улицы нельзя. Он вернулся к самолету, не зная, как поступить. Мальчики шли за ним.

Они втроем стояли возле самолета, когда вдруг услышали громкий приближающийся гул. Подняв голову, Лунин увидел "Юнкерс", внезапно вынырнувший из-за леса совсем низко, и отрывающиеся от него бомбы.

— Ложись! — крикнул он мальчикам и скатился в канаву.

"Юнкерс" бомбил его самолет, который стоял на виду, ничем не прикрытый. Бомбы взрывались одна за другой. Серия. Мелкие, двадцатипятикилограммовые. Первая довольно далеко, вторая ближе. Третья совсем рядом. Лунина, лежавшего ничком в канаве, обсыпало землей. Четвертая — дальше, по ту сторону дороги. Пятая — еще дальше.

Лунин медленно поднялся, оглушенный, обтирая лицо руками. Самолет стоял на прежнем месте невредимый. Сухая земля, поднятая взрывом, сыпалась, шелестя, с веток деревьев.

И вдруг старший мальчик побежал прочь от него по деревенской улице, крича;

— Бабушка, Зёзю убило!

Лежавшего ничком Зёзю Лунин в первое мгновение принял за маленький тряпочный мешочек. Лунин склонился над ним и поднял его, сам не зная зачем. Он оказался удивительно легким — легкие, маленькие косточки. Не решаясь коснуться его белой головенки, Лунин изогнулся, чтобы сбоку увидеть его лицо. Лица не было.

Прижимая к груди мертвого ребенка, Лунин долго стоял возле самолета и смотрел вслед старшему мальчику, который бежал по пустынной улице, крича и как-то странно подпрыгивая, пока не скрылся за поворотом.

Тогда Лунин перепрыгнул через канаву и положил Зёзю на мох под елку. Потом вернулся к самолету, влез в кабину и запустил мотор. Он решился. В эту минуту ему казалось совсем не страшным разбиться о стену избы.