Балтийцы вступают в бой

Не раз члены Военного совета, начальник штаба флота, командиры штаба собирались, чтобы изучить обстановку в Финском заливе, избрать наилучший вариант прорыва. Все это делалось в строгой тайне. Возможности выбора были невелики, решение определялось сложившейся к моменту отхода из Таллина опера тивной обстановкой, отсутствием на пути перехода аэродромов и опорных баз, скованностью транспортами и вспомогательными судами. Нам предстояло пробиться в лоб через созданную противником минную позицию в самых невыгодных для нас условиях. Мы хорошо представляли себе, сколь велика минная опасность и также полно отдаваличэтчет в том, насколько мало возможностей и средств у флота для борьбы с нею. Но выбирать, повторяю, было не из чего.

Кроме того, существовала еще угроза бомбовых ударов врага. Накануне выхода из Таллина, когда мы собрали командиров дивизий и сводных частей для того чтобы дать им последние указания, представители 10–го стрелкового корпуса спросили меня о прикрытии наших кораблей и транспортов с воздуха. Я уклончиво ответил, что больше придется полагаться на свои зенитные средства и маневр. Ответить иначе я не мог; сказать, что прикрытия, возможно, не будет, означало бы способствовать возникновению паники. Особенно важно было уберечь от паники людей, находившихся на транспортах. Транспорты или не имели зенитного вооружения, или имели его очень мало, к тому же обладали слабой маневренностью, уклоняться от бомб было трудно.

Не следует, однако, думать, что мы рисовали эвакуируемым защитникам Таллина радужную картину беззаботной прогулки по Финскому заливу. В боевом приказе на прорыв указывалось, что переход будет происходить в условиях сильного воздействия авиации, подводных лодок противника и минной опасности. Не исключалась возможность встречи и с надводными силами противника.

Отвлекаясь от основной нити воспоминаний, отмечу: некоторые историки ныне утверждают, что командование флота переоценивало опасность появления на пути прорыва надводных и подводных сил противника. Несомненно, переоценка возможностей врага опасна, но, по — моему, еще более опасна их недооценка. Любой исследователь, если он хочет быть объективным, должен считаться с тем фактом, что командование флота совершенно не располагало данными о намерениях противника. Мы не знали, решится он или нет на форсирование нашей минно — артиллерийской позиции, расположенной в устье Финского залива. Но нам было точно известно, что в финских шхерах находятся вражеские подводные лодки, а также легкие надводные силы — торпедные катера и сторожевые корабли. И мы допускали мысль о том, что они попытаются атаковать наши транспорты и боевые корабли. Так оно и случилось.

Из неверных посылок делается неверный вывод: «Переоценка угрозы появления надводных сил противника привела к отказу от использования северного фарватера, свободного от мин… Следовало маршрут перехода наметить на 7—10 миль севернее»[50].

Но сделать этого было нельзя. Ширина за^йва между мысом Юминда и маяком Каллбодагрунд около 20 морских миль. Маршрут прорыва проходил по середине залива примерно на равном расстоянии как от мыса Юминда, так и от южной кромки финских шхер. Перенеся генеральный курс на 7—10 миль к северу, мы должны были бы идти по краю финских шхер…

Скорее можно говорить, как о более выгодном варианте, о прорыве по так называемому южному фарватеру, который проходил между берегом и южной кромкой поставленного врагом минного заграждения. В июле — августе здесь было интенсивное движение, и мы вначале считали наиболее вероятным маршрутом нашего прорыва именно этот путь, хотя в навигационном отношении он весьма сложен. За него говорило, прежде всего, то обстоятельство, что до середины августа по нему прошло свыше 220 транспортов в обоих направлениях, и лишь один из них был потоплен. Однако этот вариант, к сожалению, отпал после выхода вражеских войск на побережье залива у Кунды. 12 августа Военный совет Северо — Западного направления приказал этот фарватер закрыть, а взамен изыскать и оборудовать новый, вне досягаемости береговой артиллерии противника.

Может быть, мы виноваты в том, что не убедили главнокомандующего войсками в нецелесообразности закрытия южного фарватера. Но тут необходимо учитывать два обстоятельства. Во — первых, мы не знали, из чего исходил главком, отдавая свой приказ. Не подтащил ли противник к Кунде береговую артиллерию настолько сильную, что она не пропустила бы ни одного нашего судна? Мы могли думать все что угодно; штаб же направления располагал более достоверными сведениями. Во — вторых, у военных людей, да еще в военное время, не особенно‑то принято доказывать вышестоящему военному органу, прав он или не прав, приказ есть приказ, его нужно выполнять. К этому можно добавить, что и обстановка была не та, когда можно опротестовывать решения…