— Человек не может быть столь аккуратным, — ответила она, не отрываясь от окна. — Люди, способные нажить состояние, как мой отец, безрассудны и отважны. Люди, которые становятся наследниками состояний или женятся на них, обычно оказываются более робкими. Шай не любит свободные концы. А мне не хотелось, чтобы женщина искала сына всю свою жизнь. Тем более мы не могли оперировать своей собственностью, пока тело было здесь. Как оказалось, миссис Джексон была наркоманкой и проституткой, и пока ее сын был жив, она мало им интересовалась. Но я не знала об этом, когда Шай предложил мне свой план. Мне понравилась эта идея.
— И вы обратились к Абрамовичу.
— Да, Шай говорил с ним. Он сказал, что представляет интересы друга, но Абрамович не поверил ему. Это было не важно. Тогда у мистера Абрамовича был кризис. Он был очень беден. Ему платили столько же, сколько Фокеру, и по такой же схеме. Вы хорошо поработали, мисс Монаган, но в том списке было еще несколько «подставных» групп: бесплатная столовая «Парк Хайтс», Фонд поощрительных стипендий Хэнка Гринберга для мальчиков и храма «Бет-Эль Гониф». Все они не облагались налогом. Мистер Абрамович позаботился об этом. Еще раз нарушив закон, разумеется.
— Вы выписывали чеки для храма «Бет-Эль Гониф»? Разве вы не знали, что «гониф» переводится с идиша как «вор»? Фонд поощрительных стипендий Хэнка Гринберга для мальчиков? Даже я знаю, что он играл за сборную Детройта, а не за «Orioles». Абрамович оставлял зацепки, где только мог. Он даже ввел вас с мистером О’Нилом в совет ОЖНА в прошлом году. Он хотел, чтобы кто-нибудь догадался.
— Я ничего не знала об этом храме. Я не знаю идиша. Но вы правы, Абрамович действительно хотел, чтобы его поймали. Его мучило чувство вины, и он хотел, чтобы оно мучило и всех остальных. Вот почему он настоял, чтобы его взяли в фирму: чтобы быть постоянно перед глазами у Шая, чтобы он, как выразился Абрамович, «как и я, думал об этом каждый день». Но единственное, о чем Шай думает каждый день, это подействовали ли отруби и с кем завести очередную интрижку: с кем-нибудь из коллег или с какой-нибудь секретаршей.
Тесс представила краснолицего Шая в туалете, погруженного в эротические фантазии о секретаршах. Забавно, но отвлекаться нельзя.
— Итак, Абрамович шантажом добивается места в фирме, ему выделяют милый кабинет с видом на гавань и не дают работы. Гениально. Лучший способ свести трудоголика с ума. Вы этого хотели, да? Свести его с ума? Заставить его уволиться по собственному желанию или подтолкнуть к самоубийству?
Глаза миссис О’Нил потемнели.
— Нет, — сказала она. — Я никому не желаю потерять рассудок.
— Ваш сын сумасшедший, ведь так? Вот почему вы столько денег отдаете на нужды психиатрии.
— Около половины наших ассигнований приходится на учреждения для психически больных.
«Очень осторожное заявление», — подумала Тесс. Если бы Тесс записывала их разговор на пленку, миссис О’Нил смогла бы утверждать, что ни в чем не признавалась. Но Тесс не вела запись. Как ни странно, ей почему-то показалось, что так будет безопаснее.
— По-вашему, вся эта филантропия искупает грех вашего сына?
На этот раз миссис О’Нил посмотрела ей в глаза.
— Да, мисс Монаган. Это с лихвой искупает его грех.
— Почему вы так думаете?
— Если бы Уильяма арестовали, его признали бы невменяемым. Его направили бы в какую-нибудь государственную психиатрическую лечебницу, где он бы жил за государственный счет до самой своей смерти. Сейчас же он содержится в хорошем месте в Коннектикуте, что стоит мне восемьдесят тысяч долларов в год. Кстати, тюрьма в Мэриленде обходится в четыре раза дешевле. А моя семья осталась здесь и занимается общественно-полезной деятельностью. Если преступление, совершенное моим сыном, получило бы огласку, мы бы уехали, забрав с собой все наши средства. Ничто не обязывает нас выделять гранты для Мэриленда. В противном случае, потерял бы город, а не мы.
— Понимаю, все делается в интересах налогоплательщиков. А что, если налогоплательщики против надругательства над нашим законодательством?
— Адвокаты преступают закон, — ответила она. — Присяжные преступают закон. Мы же обошли его.
— А Джонатан Росс?
— Репортер? А что с ним?
— Он был убит.
— Неужели? Я читала, что он погиб в результате аварии, виновник которой скрылся с места происшествия, что это была случайность.
— Он мог узнать правду. Он начал изучать фонды. Он общался с Фокером. Он, как и я, смог бы сопоставить факты.
Миссис О’Нил лишь улыбнулась.
— А я попаду в хронику происшествий, миссис О’Нил? Меня тоже ждет несчастный случай?
— Симон склонен… поддаваться панике. Вы видели, как он краснеет, слышали, как он срывается на визг. Это еще одно проявление его маниакальной чистоплотности. Но когда у него есть время подумать, время прислушаться к чужим советам, он действует вполне рационально.
— Фокер будет и дальше писать письма репортерам. Он хочет поведать миру свою историю. Он хочет привлечь к себе внимание.