До Бальзака в романе царило лишь одно чувство – любовь. Но он своим гениальным чутьем понял, что кумир современников вовсе не любовь, а деньги, а потому и пружиною общественной деятельности в его романах являются деньги, или вернее недостаток денег, жажда денег. Такой прием был нов и смел. В романе, в поэзии, подробно высчитывать доходы и расходы действующих лиц, вообще говорить о деньгах как о чем-то существенном – это было делом неслыханным, грубою прозою. Ведь всегда грубо – говорить то, что все думают и что поэтому все согласились скрывать или отрицать, а особенно в произведениях такого искусства, которое часто выдавалось за искусство красиво лгать.
III
Но Бальзак был еще молод и для его поэтической души, рано разочаровавшейся, была своя весна, – он чувствовал влечение изобразить в целом ряде романов любовь и женщину. Он разработал эту старую тему с такою самобытностью, что она показалась совершенно новою, и рассказы, в которых он так удачно варьировал ее, составляют особую группу в ряду его произведений.
В женщине он поклонялся не красоте, и всего менее красоте пластической. Чрез искусство он вообще не получал живого впечатления красоты. Уже этим одним он отличается от значительного кружка своих современников. Большая часть романтических поэтов и в Германии, и на Севере, и во Франции страстно любили искусство. Такому поэту-любителю искусства, как Готье (глава целой школы), любовь к искусству, например, помешала изучить действительность. Он сам рассказывает, как он разочаровался, когда ему в первый раз в мастерской Риуля пришлось рисовать с живой женщины, хотя она была красива, очертания изящны и правильны. «Я всегда предпочитал статую живой женщине, а мрамор – телу», признается он. Многознаменательные слова! Представьте себе теперь Готье и Бальзака вместе в Луврском античном музее, в той святая святых, где Венера Милосская красуется в своем лучезарном величии. Поэту, любителю пластики, будет казаться, что из мрамора раздается прекрасный гимн греческого искусства в честь совершенства человеческих форм, и он забудет про Париж, слушая его. Напротив Бальзак забудет про статую, на которую он хочет смотреть, если он увидит парижанку, одетую по современной моде, остановившуюся перед богиней в длинной шали, спускающейся до низу без малейшей складки, в кокетливой шляпке, в тонких перчатках, плотно охватывающих руку. Он с первого взгляда поймет все тонкости её туалета, – для него в этой области нет тайн.
Это – первая особенность его: никакая мифология, никакие предания давно минувших времен не отделяют его от современной женщины. Он не изучал ни одной статуи, не поклонялся ни одной богине, не признавал культа чистой красоты, но видел женщину такою, какою она была, в платье, шали, перчатках и шляпке, со всеми её пороками и добродетелями, чарами и увлечениями, нервами и страстями, со всеми следствиями уклонения от природы, с печатью истощения на болезненном лице. Он любил ее такою, как она есть. Для её изучения он не довольствуется мимолетным наблюдением: он проникает и в будуар её, и в спальню; он не довольствуется и тем, что исследует её душевное состояние, – он допытывается физиологических причин этого состояния, изучает женские страдания, женские болезни. Он ясно понимает всякое невысказанное горе слабого и терпеливого пола.