Бальзак без маски

Кредо этого ордена, напоминающего основанный в 1810 году орден Рыцарей Веры в «Подражании Иисусу Христу». Годфруа читает эту книгу или, вернее, впитывает ее в себя, как это сделал Бальзак, когда Ева Ганская прислала ему «Подражание» в числе своих первых подарков. Общество, сплотившееся вокруг баронессы де Ла Шантери, не оставит Годфруа в беде и займется его образованием. Это общество будет приходить ему на помощь на протяжении всей его жизни, и тогда, когда он станет префектом, а затем полковником, генеральным откупщиком, депутатом, академиком, епископом, пэром Франции. Орден охотно привлекает к ведению дел молодую кровь, без которой не может существовать великая держава. У всех новообращенных есть время для обучения, а ведь для Бальзака время — самая большая роскошь на свете, ибо он всегда жил второпях. Все неофиты преисполнены решимости проявить в учении, а затем и в работе дух милосердия. «Высокие должности следует отдавать верующим людям, — пишет Бальзак, — поскольку только религия способна заставить народ принять как должное страдания и бесконечный пожизненный труд».

«Изнанка современной истории», будучи апологией человеколюбия, мыслимого как социальная связь и внутреннее действо, когда ближнего любят как самого себя, является памфлетом, направленным против филантропии, красноречивых и показных манифестаций дельцов от системы, столь многочисленных в XIX веке. Для Бальзака «благотворительность была тенью человеколюбия». Именно к человеколюбию прибегали тогда, когда хотели заманить сочувствующего в свои сети и с помощью агитации заставить его окончательно примкнуть к каким-либо группировкам или политическим партиям. Бальзак разразился упреками в адрес Эдме Шампьона (1764–1852), филантропа, прозванного «человеком в коротком голубом пальто». Шампьон прославился тем, что предоставлял освободившимся каторжникам и заключенным денежные суммы, помогавшие им найти место в общественной жизни. «Он хотел, чтобы не только левая рука, но и Франция, и весь мир знали о том, сколько дает его правая рука».

По вечерам в Верховне Бальзак читал вслух свой человеколюбивый роман.

Некоторые фразы он позаимствовал из «Подражания Иисусу Христу».

«Вся смертная жизнь полна таинств и осенена крестом. Не сомневайтесь в том, что ваша жизнь должна быть вечной смертью».

«Чем больше человек умирает в самом себе, тем больше он возрождается в Боге».

«Вы ошибаетесь, если начинаете стремиться к иным чувствам, отличным от страданий».

«Эта ужасная книга причиняет вам много зла», — писал Эжен Сю Бальзаку. Но Бальзак полагал, что «Подражание Иисусу Христу», напротив, надо читать, преклонив колени.

Одним из действующих лиц «Изнанки современной истории» является доктор Моиз Хальперсон, прообразом которого послужил доктор Кноте. Этот доктор-кудесник лечил госпожу Ганскую от ревматизма, заставляя ее погружать ступни в еще трепещущее чрево только что зарезанного поросенка. Бальзаку доктор Кноте прописал некие таинственные порошки. В благодарность Бальзак прислал доктору несколько скрипок, которые тот коллекционировал.

В декабре Бальзак написал нижайшее прошение на имя канцлера Российской империи, графа Нессельроде, чтобы тот посодействовал ему в получении царского разрешения вступить в брак с верноподданной Его Величества Евой Ганской. Это письмо отправлено не было. Несомненно, тут не обошлось без вмешательства Евы.

В январе Бальзак, похоже, напрочь забыл о том, что когда-либо ему придется пуститься в обратный путь. Однако 31 января наступал срок платежей по выданным Бальзаком векселям на сумму в 30 тысяч франков; акции Компании Северных дорог катастрофически падали. Необходимо было срочно изыскать средства, иначе пришлось бы лишиться всего; во Франции оппозиция, взявшая в свои руки инициативу проведения политических банкетов, дрогнула под натиском республиканцев. Париж взбунтовался. Отступать было поздно. Король, напуганный неистовой кампанией, развернутой против Гизо, вверил свою судьбу компетентным органам. Но полиция и армия укрылись в гарнизонах.

И 30 января Бальзак покинул Верховню, словно опавший листок, уносимый студеным ветром. С удовольствием ли взирала Эвелина на его отъезд в трескучий мороз? Можно с уверенностью утверждать, что она не позаботилась о том, чтобы защитить этого болезненного человека, которому в течение тридцати часов предстояло мерзнуть в санях, хотя портной Верховни и сшил для него «шинель, накидываемую поверх шубы и напоминавшую стену».

Вот и Ева Ганская оставалась непоколебимой, как стена. Правила приличия и присутствие детей вынуждали Бальзака говорить лишь намеками. Но так было даже лучше. Иначе она ответила бы ему категорическим отказом.

Эвелина по-прежнему мысленно переживала ужасные драмы. Положение ее дочери оставалось весьма уязвимым: Руликоские, родственники Анны, ведущие судебную тяжбу, намеревались отобрать у нее имущество. Здоровье Георга Мнишека вызывало беспокойство. Он был настолько тщедушным, что врачи прописали ему укрепляющую диету.