Бальзаковские женщины. Возраст любви

«Ему было суждено всю жизнь служить мишенью для самых нелепых, самых несуразных, самых клеветнических нападок на его личность и на его творчество. Зависть умеряет свое бешенство, только вдоволь насладившись своей низостью».

* * *

1831 год, принесший Бальзаку литературный успех, казалось бы, должен был принести ему и финансовое благополучие. Он получил 1125 франков за «Шагреневую кожу», 3750 франков за «Сцены частной жизни», 5250 франков за «Философские повести и рассказы» и «Озорные рассказы», 4166 франков за статьи в журналах и газетах. В сумме это составило более 14 000 франков, то есть гораздо больше, чем нужно было холостяку, чтобы жить на широкую ногу.

Между тем долг Бальзака не только не уменьшился, но, наоборот, даже увеличился на 6000 франков: он достиг 15 000 франков, не считая суммы в 45 000 франков, которую плодовитый писатель был должен матери после провала авантюры с приобретением типографии. Как же такое могло быть?

Все очень просто. Бальзак не умел противостоять соблазнам.

У А. Моруа можно найти этому объяснение:

«Долгое воздержание рождает стремление к излишествам… Бальзак многие годы мечтал о пышных пирах, об экипаже с мягким сиденьем, о великолепных лошадях. Теперь он хочет превратить эти грезы в действительность».

Он устраивал роскошные обеды с шампанским, заказывал себе новые туалеты, в том числе три белых халата с позолоченными кистями на поясе (халат служил ему своего рода рабочей одеждой: в нем он писал), разорялся на перчатках (гонорара за одну новеллу хватало на дюжину пар из желтой замши и одну из оленьей кожи), книгах и переплетах. Он купил себе двух лошадей и кабриолет. Он даже завел грума Леклерка, которому заказал роскошную ливрею у Бюиссона.

Расходы Бальзака в тот период были поистине огромны. Для того чтобы успешно работать, он должен жить в хорошо обставленных комнатах, где на полках стояли бы книги в дорогих переплетах и бронзовые статуэтки, а полы были бы застланы пушистыми коврами. Золотых дел мастер Лекуэнт присылал ему не только столовое серебро, но и две трости: одна была украшена красным сердоликом, набалдашник другой имел инкрустацию из бирюзы. Вообще трости Бальзака — трости с набалдашниками из золота, из кости носорога, украшенные драгоценными камнями, — приобрели широкую известность. Дельфина де Жирарден даже назвала один из своих романов «Трость месье Бальзака»: в нем писательница притворялась, будто сама верит, что трость эта волшебная, что она позволяет писателю становиться по своему желанию невидимкой, чтобы удобнее было наблюдать скрытую жизнь человеческих существ.

Но все это были лишь декорации, сон наяву, мир феерии. Бальзаку нравилось задавать такие пиры, чтобы гостям казалось, будто хозяин владеет талисманом, делающим его обладателем несметных богатств, повелителем времени и пространства. Но когда после очередного пышного обеда, на котором Россини громогласно объявлял, что даже у монархов он ничего подобного не видел, не пил и не ел, Бальзак вновь принимался за работу, он опять вступал в мир суровой правды. И в этом мире писатель становился самим собой.

Время от времени он делал попытку перенести в реальную жизнь блестящие замыслы своих персонажей, но без успеха, ибо, как только внешний мир начинал оказывать сопротивление, Бальзак тут же укрывался в своем внутреннем мире. А задуманное им дело переставало быть выгодным начинанием и становилось темой для очередного романа.

Стремится ли он к роскоши из тщеславия? Нет, все было гораздо сложнее. Это как бы часть монументального вымысла Бальзака, героем которого был он сам, и вымысел этот существовал не только в его голове, писатель пытался воссоздать его и в реальном мире. Бальзак никогда не умел провести четкую границу между воображением и действительностью. Если он давал обед, то каждая бутылка вина на столе должна была иметь свою историю. Вот это «Бордо», например, трижды объехало вокруг света, а вон тот ром был налит из бочки, которая целый век плавала по морским волнам. Чай, заваренный для гостей, собирала при свете луны дочь китайского императора.

Иногда доверчивый собеседник спрашивал:

— Неужели, это все правда, месье Бальзак?

В ответ Бальзак разражался заразительным детским смехом:

— Во всем этом нет ни словечка правды.

* * *

Как это обычно и бывает, довольно скоро денежные затруднения вынудили Бальзака расстаться с этими атрибутами денди. Уже в 1832 году он писал матери:

«Если можешь продать лошадей, продай; если хочешь, откажи от места Леклерку, рассчитайся с ним и уволь его».