Бальзам Авиценны

– Сейчас спустят корзину. – Сулейман комментировал происходящее на борту корабля. – Шлюпка стоит у другого борта, ее отсюда не видно.

Кутергин напрягся: конечно, он не моряк и не может разобраться в том, что для Сулеймана просто и понятно даже на значительном расстоянии, но если Сулейман прав, то сейчас им придется проститься и, возможно, навсегда. Свои вещи, уместившиеся в небольшом дорожном саквояже, Федор Андреевич давно собрал и держал при себе.

– Вон они, – свистящим шепотом сказал капитан тендера.

Русский и сам уже увидел появившуюся из-за корпуса корабля шлюпку: налегая на весла, гребцы быстро гнали ее к набережной. Кроме них, на скамьях сидели тот же господин, в дорожном костюме, и еще два человека, причем один был закутан в темный плащ.

– Трубу! – взмолился Федор Андреевич, и Сулейман сунул ему в ладонь сложенную подзорную трубу.

Быстро раздвинув ее, Кутергин навел сильную оптику на шлюпку и едва сдержал возглас удивления – рядом с закутанным в черный плащ человеком сидел… Мирт, но в щегольском европейском костюме! Дивны дела твои, Господи! Значит, в плаще Мансур-Халим?

– Я на берег. Прощай! – Русский отдал трубу, одной рукой неловко обнял Сулеймана, а другой подхватил стоявший у ног саквояж и быстро сбежал по шатким сходням.

– Удачи! – вослед ему пожелал капитан тендера.

Сначала Федором Андреевичем овладела шальная мысль немедленно напасть на выходивших из шлюпки и отбить старика. Все-таки на его стороне преимущество внезапности, но он отказался от авантюры: куда бежать со слепым старцем в незнакомом городе? Нет, лучше проследить за Миртом и его спутниками, выяснить, где они спрячут старика, а потом решать, как его освободить.

Спрятавшись за штабелем пустых бочек, Кутергин наблюдал, как шлюпка причалила к набережной и закутанного в плащ человека переправили на сушу, а потом повели к карете.

– Теодор?! Вот это встреча!

Федор Андреевич вздрогнул от неожиданности и обернулся – еще бы не вздрогнуть, когда тебя в генуэзском порту окликают на чистейшем русском языке!

– Теодор! Сколько лет! – Широко раскинув руки для объятий, к нему шел высокий патлатый человек в бархатной блузе и широкополой шляпе. В левой руке он держал большую папку.

«Кто это?» – лихорадочно пытался вспомнить Федор Андреевич. Ба, да это же художник, осенило Кутергина при взгляде на папку в руке бархатной блузы. Кажется, они встречались в опере и в некоторых салонах – дай Бог памяти, как его зовут? И принесла же нелегкая соотечественника в самый ненужный момент.

Художник облапил Федора Андреевича и смачно облобызал в обе щеки, обдав крепким ароматом перегара. Теперь стала ясна причина его бурной радости.

– Путешествуешь? – Живописец поглядел на саквояж в руке Кутергина. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Здесь Мекка! Брось все, пойдем в кофейню к Луиджи. Я покажу тебе такие типажи, что ты ахнешь! Ты только что с корабля? Не волнуйся, вино и стол везде довольно приличные и не слишком дороги. А солнце, а женщины, а старинные развалины!

«Раздольский», – наконец вспомнил фамилию художника Федор Андреевич, но имя и отчество живописна напрочь вышибло из головы. Да и знакомство-то у них весьма шапочное, но за границей русский русскому роднее кровного брата, особенно если один русский сильно во хмелю. Кажется, Раздольскнй состоит в связи с какой-то графиней или княгиней и та обещалась ему помочь с поездкой в Италию – эти сплетни Кутергин слышал перед отъездом из Петербурга. Значит, обещание выполнили? В сущности, живописец – безобидный и добрый малый, и в другое время капитан даже обрадовался бы, встретив его на чужбине, но не сейчас: те, за кем он следил, уже сели в карету,– и кучер начал разворачивать лошадей. Офицер надеялся еще успеть поймать извозчика и догнать карету. Но Раздольский вцепился в рукав:

– Теодор!

– Извини, мне сейчас недосуг. – Федор Андреевич вежливо, но твердо высвободился из цепких пальцев художника. – Встретимся вечером, у Луиджи. Прощай!

– Но…

Не слушая его. капитан юркнул за штабель пустых бочек, пробежал вдоль него и оказался в каком-то переулочке. И тут же увидел свободного извозчика. Прыгнув в коляску, он приказал:

– Поезжайте за каретой!

Благо, пригодились некоторые познания в итальянском, которые он получил, интересуясь оперным искусством. Однако возница сразу признал в нем иностранца.

– Синьор! Вы впервые в нашем прекрасном городе? Я буду вашим чичероне.

– Поезжайте за каретой! – настойчиво повторил капитан. Если сразу не остановить экспансивного южанина, желавшего заработать лишнюю монетку, след Мирта и слепого шейха будет навсегда потерян: карета уже развернулась и покатила прочь от набережной. И тут Федор Андреевич догадался, как заставить извозчика замолчать и стать послушным. – Дам золотой!

– О, синьор! Я понимаю, дело касается женщины! – Свистнул кнут, и запряженная в пролетку кобылка рванула с неожиданной резвостью.

Кутергин откинулся на потертую спинку сиденья и поставил саквояж на колени: пожалуй, не стоит разубеждать извозчика – пусть думает что хочет, лишь бы не упустил карету…