Бальзам Авиценны

Очарованный Федор Андреевич поразился перемене, случившейся с девушкой, как только она сбросила невзрачный монастырский наряд. Словно в сказке, когда Василиса Премудрая сбрасывала лягушачью кожу и превращалась в красавицу. Бог мой, как она хороша! И как просто и естественно продолжала вести себя: без тени жеманства или пустых капризов, высокомерия или кокетства. Вот зачем дядя возил ее в город, догадался Кутергин и обругал себя, что позволил дурно подумать о человеке.

За ужином маркиз был благодушен и ласков, отец Франциск не так мрачен, как обычно, а Лючия просто обворожительна. Или так казалось Федору Андреевичу? Он вдруг понял, что по уши влюблен в племянницу хозяина имения. Глупо, странно, и вообще все не так – влюбиться в девушку, которую видел всего несколько раз и говорил с ней несколько раз, и знаком с ней всего двое-трое суток. И вообще, за тридевять земель от дома, оказавшись без гроша в кармане и даже не имея бумаг, подтверждающих, что ты именно тот, за кого себя выдаешь. Но разве любовь выбирает день и час? Не зря же говорили древние: любовь, как смерть, сильна!

Забыв обо всем, Кутергин старался поймать взгляд Лючии и с давно забытым трепетом в душе отмечал, как теплели, обратись к нему, ее глаза и как на щеках девушки выступал робкий румянец. Маркиз поглядывал на молодых людей со снисходительной усмешкой, а отец Франциск, целиком погруженный в свои мысли, ничего не замечал.

После ужина перешли в гостиную, капитан сел за рояль, и Лючия с блеском исполнила несколько арий. Синьор Лоренцо выразил свое восхищение и пожелал всем доброй ночи. Поднимаясь к себе, Федор Андреевич увидел, как в кабинет маркиза важно прошествовал старый Пепе.

Спать совершенно не хотелось, газеты давно прочитаны, и капитан предложил не оставлявшему его лакею сыграть в карты, чтобы убить время. Парень согласился, они уселись за стол и распечатали колоду…

Лючия тоже поднялась к себе, с помощью камеристки разделась и легла, решив почитать перед сном, но вскоре закрыла книгу: она не понимала ни слова из прочитанного и лишь бездумно скользила глазами по строчкам. Мысленно она вновь и вновь возвращалась к той страшной ночи, когда решилась на побег. Сейчас все ужасы несколько стушевались и отступили на второй план – их заслонила фигура ее неожиданного спасителя, оказавшегося офицером русского Генерального штаба. Кто бы мог подумать, что грязный оборванец с палкой на плече, вступившийся за нее на безлюдной улочке погруженной в глубокий сон деревушки, на самом деле дворянин и блестящий военный, волею судеб связанный с близкими и дорогими ей людьми! Видно, Бог услышал молитвы несчастной пленницы и послал ей на выручку истинного рыцаря из загадочной России. Как разительно он изменился, получив возможность привести себя в порядок: Лючия увидела уже не бродягу, а красивого и стройного молодого мужчину с открытым лицом, смелыми глазами и прекрасными светскими манерами. Чисто женской интуицией, которую не могут притупить никакие монастырские пансионы с их строгостями, она чувствовала, что нравится ему. Это и льстило, и пугало, и заставляло в ответ тоже тянуться к бравому капитану. Где-то она читала, что при рождении Господь дает мужчинам и женщинам только по половинке души, словно разрезав яблоко на две части, а потом эти половинки ищут друг друга на грешной земле, чтобы составить одно целое. Кому-то везет, кому-то не очень, и половинки не всегда складываются так, как замыслил Создатель. Но Лючию не оставляло предчувствие: сама Судьба вывела ее из монастырских стен и поставила в том месте, куда лихие и суровые ветры странствий принесли рожденного в далекой холодной стране мужчину, обладавшего той половинкой души, которая идеально подойдет к ее…

Отец Франциск долго молился перед тем, как отойти ко сну. Он просил Пресвятую Деву простить ему грехи, а потом лежал, крестом раскинув руки и прижавшись щекой к прохладному полу, вспоминая всю свою жизнь с того момента, как он начал осознавать себя, и до сегодняшнего дня. Перед его мысленным взором вереницей проходили лица живых и уже ушедших в мир иной людей: одни были ему очень дороги, к другим падре оставался равнодушным, а третьих ненавидел и не находил в себе сил простить их, как подобает доброму христианину, а тем паче священнику. Даже по прошествии многих лет он не мог их простить!

Может ли он простить человека, который хотел убить его и который потом похитил бедную Лючию? Девушка прекрасно описала внешность бандитов, и нет сомнений, что некий Шарль и есть тот, кто требовал назвать ему адрес монастыря, где воспитывалась девушка. Как простить чудовише, готовое посягнуть на жизнь священнослужителя и, подобно царю Ироду, пить кровь младенцев, побивая их?

Стараясь успокоиться, Франциск обратился к воспоминаниям детства – это всегда помогало восстановить равновесие духа. Помогло и теперь. Незаметно падре задремал, так и оставшись лежать на полу.