Бальзам Авиценны

Федора Андреевича почти силой заставили уйти из гостиной. Оставшийся доктор – фвмильный врач да Эсти – по настоянию маркиза осмотрел капитана, обработал многочисленные ссадины и кровоподтеки на его теле, велел принять горячую ванну а потом как следует поесть и непременно выспаться. Кутергин пошел в ванную. Доктор вымыл после осмотра руки и сообщил маркизу:

– Крепкий, удивительно крепкий мужчина. И психически, и физически.

– Ничего удивительного, – покуривай сигару откликнулся да Эсти. – Это же драгун-канитан из русского Генерального штаба. Сорвиголова!

Доктор в ответ неуверенно улыбнулся – маркиз иногда любил пошутить – и отправился перекусить в буфетную. Откуда здесь взяться русскому капитану, разве только он, как барон Мюнхгаузен, скалился с луны?

Федор Андреевич быстренько привел себя и порядок и опять устроился в том же кресле в уголке гостиной. Там он и поужинал в компании маркиза: им накрыли на ломберном столике. Лючия ужинать отказалась – она не отходила от отца. Старый шейх выпил чашку бульона, и это вселяло некоторые надежды.

Вскоре пришел Пепе. Он хриплым шепотом рассказал, что дом выгорел дотла. Даже сейчас там еще сущее пекло, и осмотреть пожарище просто невозможно. Вернулся молодой доктор и уехал домой старый. Часы хрипло пробили одиннадцать, и Кутергин поразился, как незаметно приблизилась ночь. Казалось, прошло только часа два, как все завертелось, словно в карусели, а за окнами уже темно.

Неожиданно двери комнаты, где лежал слепой шейх, распахнулись. На пороге стояла Лючия:

– Отец зовет вас.

Доктор тоже вскочил и следом за маркизом и русским хотел пройти к постели больного, но девушка мягко удержала его:

– Он хочет поговорить с близкими. Пожалуйста, останьтесь в гостиной, если понадобится, я позову вас.

Шейх лежал на кровати, выдвинутой на середину комнаты, чтобы врачи могли подходить к нему с любой стороны. Последний раз Федор Андреевич видел Великого Хранителя в палатке лагеря вольных всадников, а в горящем доме ему некогда было вглядываться в лицо старика. Теперь же он поразился произошедшей в нем перемене – оно казалось высохшим, обтянутым пергаментного цвета кожей, а незрячие глаза лихорадочно блестели. Мансур-Халим раскинул в стороны исхудавшие руки и нетерпеливо пошевелил пальцами. Лючия шепотом велела Кутергину подойти к правой руке, а сама взяла в ладони левую.

Федор Андреевич снял с шеи маленькую деревянную табличку с выжженными на ней непонятными значками и вложил ее в руку Великого Хранителя.

– Али-Реза просил передать это, – сказал он на арабском. – Твой сын в безопасности. Он в городе храмов, и его избрали одним из Хранителей знания.

Старик закрыл глаза, и по его щеке скользнула слеза. Зажав амулет в кулаке, он что-то тихо шепнул дочери, и она сняла с его шеи шнурок с такой же табличкой. Ощупью найдя руку русского, шейх отдал ему оба талисмана и положил невесомую ладонь на голову преклонившего перед ним колени Федора Андреевича.

– Я знаю все, что случилось после того, как мы расстались, – тяжело роняя слова, сказал шейх. – Ты сдержал слово мужчины и прошел за мной половину мира. Если тебе когда-нибудь выпадет подаренная Судьбой новая встреча с Али-Резой или другими Великими Хранителями, покажи им это и передай: Великий Хранитель Мансур-Халим согласен!

Кутергин не понимал, о чем он говорит, но не решался перебить или задать вопрос: вероятно, больной просто бредил. Не стоило доставлять ему лишние волнения и забирать остатки сил.

– Лоренцо! – позвал шейх. – Ты здесь?

– Да, Мансур. – Маркиз подошел и коснулся ладони слепого, лежавшей на голове русского.

– Спасибо тебе за все, – продолжил старик. – Но Лючии не следует оставаться в Италии. Пусть урус увезет ее отсюда. Я доверяю ему жизнь, честь и судьбу моей дочери!

Лючия побледнела и упала на колени. Отец притянул ее к себе и погладил по голове, как ребенка.

– Все было заранее начертано в Книге судеб, даже моя встреча с твоей матерью на невольничьем рынке. Отец не станет заставлять тебя поступать наперекор велениям сердца!

– Да. – Дочь покрыла его руку поцелуями.

Маркиз стоял в полном недоумении, понимая в происходящем не более русского. Почему капитан должен увезти его племянницу? Разве здесь, под опекой всесильных да Эсти, она не будет в безопасности? И что означают странные деревянные таблички?

Тем временем слепец взял руки Лючии и Федора Андреевича, соединил их и накрыл своими ладонями.

– Куда ты отправишься? – не отпуская рук молодых людей, спросил он капитана.

– В Санкт-Петербург, – ответил Кутергин, еще боясь поверить в свое счастье.

– Прощайте, дети мои, и будьте счастливы. Прощай, Лоренцо! Скажи своим врачам, чтобы шли домой: им больше нечего делать здесь. Я сам врач!

– Ты не прав. – Маркиз поправил подушку под головой слепца. – Европейские врачи тоже многое знают и умеют.

– Все мы пылинки перед лицом Творца, – пробормотал Шейх. – Идите, мне пора уснуть. Я сказал все!

Лючия осталась у постели отца, а синьор Лоренцо и русский вышли в гостиную. Обеспокоенный доктор выхаживал из угла в угол, а у дверей, нетерпеливо переминаясь, ждал дворецкий.