Поедая печенку (почти полностью остывшую), я разбирал сегодняшнюю почту. Среди прочего отыскалось приглашение на презентацию книги, которая должна была состояться в помещении приходской церкви в районе Буссика. Речь шла о выпущенном тиражом в триста экземпляров, на 250-граммовой бумаге «Arches», издательством «Золотой серп» при поддержке Генерального совета поэтическом сборнике Жеанны де Куртемин, озаглавленном «Стирание/Вычеркивание» (именно так, через косую черту), иллюстрированном шестью гравюрами оксеррского художника Клода Бузена, оригиналы которых будут выставлены на презентации. Посетителям был обещан также «дружеский стаканчик». Я мог бы со смехом выбросить это приглашение в мусорное ведро, если бы на нем не было приписано от руки и подчеркнуто: «Ни в коем случае не пропусти!» Я узнал энергичный почерк Филибера. Мне пришло в голову, что, судя по воодушевлению моего приятеля, эта поэтесса с косой чертой наверняка гораздо более молода и симпатична, чем можно предположить по ее имени с дворянской приставкой.
Занося место и время презентации в свой ежедневник, я с неудовольствием обнаружил, что в тот же самый день и час будет проходить презентация романа Жан-Жака Маршаля в Доме прессы. Да уж, в культурных событиях в Оксерре явно нет недостатка — прямо хоть разорвись!
Телефон снова зазвонил. Я не успел вовремя поднять трубку из-за того, что очищал яблоко от кожуры, и, когда все же это сделал, на том конце трубку уже положили. Но не прошло и минуты, как раздался повторный звонок. Я ответил тотчас же, хотя рот у меня был набит рассыпчатой яблочной мякотью, и вместо классического «алло» получилось какое-то угрожающее «ао». Это оказался Бальзамировщик.
Но выяснилось, что это не он звонил минуту назад. Он же хотел только сообщить, что сейчас у него небольшой перерыв в работе до пяти вечера и он будет рад ответить на мои вопросы, если это меня по-прежнему интересует.
Я сказал, что буду ему крайне признателен и зайду к нему через пару минут. Перед этим я поспешно набросал на листе бумаги крупными буквами: «Я, нижеподписавшийся, Кристоф Ренье, подтверждаю, что обнаружил находившегося без сознания мсье Жан-Марка Леонара, который, очевидно, стал жертвой разбойного нападения, 3 июня сего года, около 2.30 утра, у дома номер 6 по улице Тампль».
И вот теперь я, в свою очередь, в первый раз (но, разумеется, не в последний!) входил в обиталище Бальзамировщика. В противоположность Эглантине и, скорее всего, потому, что я не заходил в комнату с чучелами животных, я бы не сказал, что это «свалка», — очень чистое, даже немного «стерильное» место. Если уж говорить начистоту — я, несомненно, был жертвой предрассудков, связанных с ремеслом мсье Леонара: внутренний голос твердил мне о запахе sui generis
[32]и даже о запахе смерти, что было очевидным преувеличением, ибо казалось маловероятным, что мсье Леонар работает на дому.Он провел меня в просторную светлую гостиную, о существовании которой я раньше не догадывался по той простой причине, что ее высокие окна выходили не во двор. Потом усадил меня за стол, дождался, пока я включу диктофон, и неожиданно бодрым тоном сказал:
— Итак, что вы хотели узнать?
По его воодушевлению, которое лишь слегка сдерживали с трудом двигающиеся губы, я понял, что ему не терпится поговорить о своем ремесле — даже скорее призвании.
— Прежде всего, — начал я, — где конкретно вы работаете?
Он объяснил, что, после того как долгое время был сотрудником Центрального Йоннского похоронного бюро, занялся частной практикой. Вот уже около года он
Работает ли он в одиночестве? У него есть помощник, бывший боксер, очень сильный — «это важно, когда нужно переносить тела». Много ли у него коллег в Бургундии? Двое. «Я сам их обучал!» — с гордостью добавил он. Оказалось, что он не только наставник, но и один из пионеров в данной профессии.
— Но в чем именно заключается ваша работа? — спросил я.
— В точности вы могли бы это узнать, только если бы присутствовали на одном из моих сеансов. Но этого, — он измерил меня взглядом с ног до головы, — я вам не предлагаю… напрасно вы придаете себе такой уверенный вид… Грубо говоря, я обрабатываю тела таким образом, что они в течение определенного времени не поддаются разложению.
— Как во времена фараонов?
Он слегка улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки.
— Нет, в наше время все гораздо скромнее. Прежде всего мы, если можно так выразиться, ничего не затрагиваем. Древнеегипетские бальзамировщики, напротив, извлекали из тел все внутренности — даже мозговую ткань.
— Они делали трепанацию черепа?
— Ничего подобного: они извлекали мозг через ноздри длинными крючьями, после того как вливали внутрь растворяющее вещество.
— Кошмар!