Бальзамировщик: Жизнь одного маньяка

Слегка улыбнувшись, я поздравил его со всеми его любовными победами вообще и с этой — в частности. Но он намекнул мне, что я немного тороплю события: разумеется, это не замедлит произойти, но на данный момент у них еще «ничего не было». Я воздал должное терпению Филибера, памятуя о его многочисленных романах. С притворно-скромным видом он шепнул мне на ухо, что не нужно преувеличивать: в его жизни едва можно насчитать девятьсот девяносто девять женщин!

— С ума сойти! Ты ведешь список?

— Именно.

Молодая женщина наконец сплавила своего дедулю и осталась в одиночестве. Филибер тут же отошел от меня, чтобы налить ей вина.

В этот момент в зал вошли еще двое: мой приятель Мартен и верзила, которого я видел только что, но сейчас он был настолько же сдержан и благопристоен, как всего час назад — взбешен.

— Как насчет того исследования, о котором ты мне говорил? — спросил я у Мартена.

— Я все выбросил. Речь шла о Рембо, я заставил его дожить до сороковых годов двадцатого века, вступить во Французскую академию и так далее. Но я выяснил, что это уже было сделано. Нет, теперь у меня другая идея, в другом жанре, я тебе потом расскажу.

Заметив, что его спутник держится в стороне, он представил нас друг другу:

— Александр Мейнар, Кристоф Ренье.

— Очень приятно, — ответил недавний обличитель почти шепотом.

Он немного сутулился, чтобы казаться меньше ростом, и изредка бросал на окружающих пристальные взгляды, при этом слушая нас с неослабным вниманием. То ли для того, чтобы поддержать разговор, то ли из искреннего любопытства он спросил о стихах мадемуазель де Куртемин, и Мартен, который, как выяснилось, их читал, начал отвечать на вопрос со всей педантичностью.

— Слишком абстрактны для Жака Реда,^[53] слишком конкретны для дю Буше.^[54]

Мейнар не понял, как именно звучит имя второго автора, и Мартен уточнил: «Андре Дю Буше». И тут же Мейнар ни с того ни с сего разразился саркастической тирадой против нагромождений метафор у поэтов-любителей. Я слушал его и одновременно развлекался, краем глаза наблюдая за Филибером, который о чем-то ворковал с героиней дня. Заметив, что его речи вызывают у красавицы улыбки и иногда даже смех, он окончательно взял ситуацию в свои руки.

К нам подошла какая-то женщина с подносом и любезно предложила вина. Мейнар прервался, чтобы взять пластиковый стаканчик.

— Я бы вас познакомил с сегодняшней поэтессой, но я ее не вижу, — сказал Мартен.

— Как? — удивился я. — Вот же…

Я хотел сказать: «Вот же она», — но, повернувшись, обнаружил, что она куда-то исчезла. Мейнар тут же возобновил свою обличительную речь, повторив для новой слушательницы часть высказанного ранее. Мое внимание переключилось на остальных гостей: я задержался на нескольких хорошеньких мордашках, потом на священнике-издателе, который с помощью пространно-елейных речей пытался всучить «Стирание/Вычеркивание» какой-то даме с дочерью. Тут я заметил, как открылась дверь туалета и оттуда вышла Жеанна де Куртемин — одна, чуть порозовевшая и растрепанная. Затем, пока Мейнар со своим жоресовским красноречием говорил о возвращении рифмы в современную поэзию, рядом со мной неожиданно возник Филибер и с заговорщическим видом склонился к моему уху.

— Теперь тысяча! — победно прошептал он.

Двумя часами позже, когда я уже был дома и рассказывал Эглантине о перипетиях сегодняшнего вечера, зазвонил телефон. Это был Бальзамировщик:

— Вы все еще не передумали?

У его помощника возникли какие-то затруднения. От меня не требовалось ничего особенного — только надеть халат, не паниковать и без нужды не лезть под руку. Я должен быть у него завтра ровно в восемь.

ГЛАВА 5

События развивались очень быстро. Едва лишь я позвонил в дверь, мсье Леонар открыл мне и, не говоря ни слова, оглядел меня с ног до головы. Я надел все, что было у меня самого темного: антрацитово-черный пиджак, серые брюки и черные мокасины, приобретенные по случаю свадьбы сестры. Казалось, он был удовлетворен. На нем самом был красивый, полностью черный костюм.

— Вы завтракали?

Моему «да» недоставало уверенности. Мсье Леонар спросил, что именно я ел.

— Я выпил чашку чаю с лимоном.

— И больше ничего?

— Хм… да, больше ничего.

— Так не годится. Я не хочу, чтобы вы, не успев начать работу, упали в обморок.

Это «не успев начать работу» меня слегка встревожило. Мсье Леонар провел меня в кухню, где уже дымился кофейник, и вынул из шкафчика большую коврижку.

— Приступайте!

— Я должен съесть все?

— Во всяком случае, как можно больше. Нужно наполнить желудок.

Я все еще расправлялся с коврижкой, когда запиликал домофон. Это был шофер похоронного бюро, который сообщил, что его фургончик припаркован на площади Сен-Жермен. Пришлось быстро спускаться вниз, волоча два тяжелых чемодана. Нам предстояло заняться тремя телами поочередно, и я должен был помогать во всех трех случаях! Мы быстро добрались до Аппуаньи. Бальзамировщик, крайне сосредоточенный, за всю дорогу не произнес ни слова.

Мы без труда нашли нужный дом. У входа собралась небольшая толпа. В глаза сразу бросался гроб, стоявший у стены сбоку от двери.