Bambini di Praga 1947

— А девицы, которые идут на завод, разряженные, как кинозвезды, в цеху натягивают резиновые сапоги с жуткой акулой, — сказал парень; его мокрые рыжие кудри блестели, подобно медным гвоздям. — Кстати, пани буфетчица, чего ждут эти люди под дождем?

— Наверху играют пышную свадьбу, — она подняла глаза к потолку.

А потом окинула опытным взглядом красавчика-монтера, то и дело поправлявшего большим пальцем свою единственную подтяжку, которая все время сползала. Когда же он ушел, буфетчица спросила у молодого человека с кружкой пива:

— Ну, а вы как? Вам по-прежнему нравится на заводе?

— По-прежнему, — ответил тот. — Я без завода, как без этой моей девушки, жить не могу. Ведь они устроили мою первую выставку, — растрогался он. — Первую выставку! Правда, сперва я поругался с референтом по культуре, который дошел до того, что посоветовал мне выставить мои работы ночью. Ну, когда стемнело, я пробрался в зал да и развешал там на стене свои творения на тему «Завод, явленный в осязании». Когда утром это увидел референт, с ним случился нервный припадок, мы малость подрались, и я порвал ему пиджак… зато вернисаж состоялся! Рабочим очень понравилось. Картины выигрышно дополнил хор слепых детей, над которым вдоль всего балкона тянулся транспарант с надписью «Хранить единство, как зеницу ока!» А нынче завод хвастается, что моя первая выставка прошла на родном предприятии…

Между тем веселый гомон, прерываемый безудержным смехом, из банкетного зала ресторана на втором этаже спускался вниз вместе со свадебной процессией. Первой ступала невеста в белой фате; она была совсем юной, ее глаза блестели от выпитого вина, и шла она вполоборота, ведя за собой жениха. Парни и девушки — подружки невесты — держались за перила, то и дело спотыкаясь о ее шлейф. Невеста пела и отбивала такт букетом. Она спустилась по лестнице, окликая зевак за стеклянными дверями, а потом выбежала под серебряные прутья дождя, расставила руки и запрокинула голову, волосы и поля шляпы у нее от ливня обвисли, а ее прекрасное тело вода превратила в настоящее изваяние. Жених и гости присоединились к ней, издавая ликующие возгласы. Затем все они гуськом двинулись по противоположному тротуару, невеста время от времени оборачивалась и мокрым остовом бывшего свадебного букета дирижировала пением и маршем.

— Веселая свадьба, такая, как надо, — сказала буфетчица, слезая с ящика из-под бутылочного пива. — А эта ваша невеста сбежала от вас вчера?

— Нет, позавчера, — ответил молодой человек и стал тереть покрасневший глаз. — Впрочем, я ей не удивляюсь. Девчонка начиталась книг из «Розовой библиотеки»[7]

и серии «Жизнь замечательных людей», поэтому хотела, чтобы у меня были две комнаты и чтобы я устраивал приемы, а своей «абсолютной графикой» занимался по вечерам, как хобби. А еще она меня все время шантажировала то прошлым, то будущим, рассказывая или о том, кто из ее любовников что с ней проделывал либо собирался проделывать, или о том, как она меня бросит и вернется к родителям, у которых всего каких-то семь лет назад была хорошая родословная… один их предок имел даже звание папского камергера. Да только что во всем этом было проку, если и аванса, и получки нам с ней хватало дня на два, не больше? А потом мы молотком крошили на ужин черствый хлеб, или она ходила сдавать пустые бутылки, или кромсала на лоскуты что-нибудь из своего барахла и относила в утиль как тряпье. Но в остальном мы жили плодотворной абсолютной жизнью…

К стеклянным дверям подошли два оперативника из Корпуса национальной безопасности.[8]

— Ну наконец-то! — воскликнула буфетчица, в то время как опера топали ногами, чтобы из их мокрых сапог вытекла вода. — Эти ненормальные устроили у меня паноптикум, — она показала на зевак, которые притихли, блестя глазами в предвкушении. — Нет, от таких людей свихнуться можно… Любоваться казнями!

Тут она взглянула на младшего опера и опешила:

— В вас что, крученый шар угодил?

Опер извлек из кармана зеркальце, рассмотрел как следует синяк вокруг глаза и сказал:

— Да уж, точно кием схлопотал…

Старшина добавил:

— А я что говорил? Не вступай в беседы с подгулявшей свадьбой! А так слово за слово — и жених нарисовал ему красивый монокль.

— Зато я его доставил в отделение. И щелк-щелк! — показал опер и стал снова ощупывать бровь.

— Ну, и где эта девица? — спросил старшина.

— Там, — ответила буфетчица и раздвинула ситцевую занавеску. Стеклянная стена кафе была вся в белых ладонях; в спины тех, кто прижался прямо к стеклу, упирались ладонями стоявшие сзади, несколько любопытных висело под сплошным ливнем на фонаре, какой-то дедуля устроился в кроне липы, словно павиан, а ветер колыхал занавес и кулисы из дождевых струй.

Молодой опер достал блокнот и поправил копирку между страницами.

Буфетчица, прохаживаясь вдоль стены, плюнула одному из любопытных в лицо, но тот даже не шелохнулся, и плевок пополз вниз по стеклу, словно млечная слеза.