Бамбино

Дик любил этот момент. Сердце его билось от восторга при виде всех этих удивительных вещей. Особенно хотелось бы ему иметь замечательный, на настоящих гусеницах зеленый танк с вращающейся башней, антенной, люками. Мечта его стоила десять фунтов. Яркий свет витрины, вид дорогих нарядных вещей доходил до его сознания из какого-то совсем другого, неведомого ему, мира. Но он, конечно, ни слова не говорил, только крепче сжимал губы, опускал вниз свою челку. Притихшие мальчишки отходили прочь.

Потом они снова приходили в веселое расположение духа, стояли до поздней ночи на асфальте, задирали прохожих, Джекки, как самый смелый, кричал им вслед всякие непристойности. По субботам они порой дрались с мальчишками из соседних домов. Так проходил конец недели, а с понедельника начиналась новая рабочая неделя — с восьми утра до пяти вечера с получасовым перерывом на обед, с ноющими от усталости руками и ногами…

И вот теперь он стоял рядом с этой богатой дамой, и какая-то новая жизнь вдруг неожиданно и вплотную приблизилась к нему, жизнь из той сказки, что порой грезилась ему, когда он стоял перед витриной большого магазина игрушек. Кругом сновали фотокорреспонденты, сияли софиты, светилась улыбкой красивая Элизабет Мак-Кинли, и не было рядом ни Джекки, ни Бобби, ни Чарли.

— А теперь, мой маленький друг, — обратилась к нему госпожа Мак-Кинли, — ты можешь здесь развлекаться и отдыхать каждый вечер. Вот видишь: книги, шахматы, забавные автоматы, ты можешь пригласить сюда своих друзей.

Съемка окончилась, погасли софиты, госпожа Мак-Кинли выпорхнула из комнаты и уселась в автомашину. Люди разошлись. Дик и еще два-три незнакомых ему паренька, невесть как попавших сюда, недоверчиво посмотрели друг на друга, подошли к игральным автоматам, подавили на кнопки, но автоматы не работали.

— Да вы бросьте туда монеты, сразу заработают, — сказал Дик, который иногда в кино с приятелями поигрывал в такие.

— Бросай, если у тебя есть деньги, — ответил один из пареньков и, насвистывая, отправился к выходу.

Поглазев немного на запертый шкаф с книгами, на шахматную доску, Дик выбрался на улицу и отправился в мастерскую.

— Ну как, Дик, что она от тебя хотела? — спросил Дохерти.

— А кто ее знает, репортеров там понаехало — газеты, телевидение, и все из-за двух десятков книг, пары паршивых автоматов и шахматной доски. Они преподнесли все это нам, детям, от их Общества в подарок вместе с комнатой.

— М-м-да, — неопределенно протянул Дохерти, — не густо, но шума, конечно, много будет, лучше бы они позаботились о работе для твоей матери.

Наутро следующего дня в газетах были помещены снимки открытия детской комнаты в рабочем квартале Эдинбурга.

С газетной полосы на читателей смотрела обворожительная госпожа Элизабет Мак-Кинли, жена члена парламента от лейбористской партии. Она обнимала за плечи «истинного маленького шотландца», как гласила подпись под фотоснимком, подручного мастерской Дохерти Дика Мак-Дермота. У Дика все было на месте — косая челка, из-под нее колючий взгляд, веснушки, крепко сжатые губы.

— Ну что ж, недурно, — сказал Дохерти, протягивая Дику газету, — думаю, что дела мастерской после такой рекламы пойдут получше. Прибавляю тебе два шиллинга в неделю.

— Нет, Дохерти, я их не заработал, не за что мне платить, — подумав, ответил Дик.

— Ну как знаешь.

Дик взял в руки газету и внимательно прочел статью. В ней на все лады расписывались успехи филантропического общества, которое возглавляла госпожа Мак-Кинли: несколько сот фунтов стерлингов — пожертвований в пользу бедняков, организация обедов для безработных, оплата учебы в колледже нескольких способных молодых людей, а теперь вот создание детской комнаты в рабочем квартале.

А вечером по центральному каналу телевидения было показано открытие детской комнаты. Госпожа Мак-Кинли обнимала Дика за плечи, называла его «мой маленький друг», повертывалась перед камерой на все лады.

В субботу вечером Дик, как обычно, встретился со своими друзьями, и они отправились обычным путем — по Принцесс-стрит, мимо ярких витрин в свой подвальчик.

— Ну, мой маленький друг, — сказал вдруг Джекки, — может, завернем в комнату для бедных детей и поиграем в игрушки этой мадам?

Дик вяло махнул рукой:

— Да мне наплевать на все это; так, Дохерти просил.

— Ну зачем же, мой маленький друг, — кривлялся Джекки, — теперь вы стали знаменитостью, «истинный маленький шотландец».

Чарли весело хмыкнул и спрятался за спину Джекки.

— Замолчи, Джекки, не то вздую, — сказал Дик и из-под челки взглянул на товарища. Улыбка мигом сбежала у того с лица: Джекки знал, что, когда Дик приходит в ярость, он ничего не боится, а мускулы у него, несмотря на то что он на год моложе, ох какие.

Во вторник вечером около крыльца дома, где жили Мак-Дермоты, остановился серый «Мерседес», и на асфальт выпорхнула госпожа Мак-Кинли. Она с опаской посмотрела на обвалившиеся ступени крыльца, на старую, покосившуюся дверь, оглянулась на своих спутников — репортера газеты «Скотсмен» и шофера, державшего в руках большую коробку, — и шагнула вперед.