Бамбуковая колыбель

«Ну да, ну да, — отмахнулся оратор. — Скажите еще, что телевидение при определенных условиях тоже может принести некоторую пользу.»

И с этими словами он повернулся к кому-то другому, чтобы ответить на его вопрос.

Это недоброжелательное и довольно-таки формальное признание моей правоты оставило в моей душе тягостное чувство неудовлетворенности и беспокойства. Все эти вопросы продолжали меня мучить, пока я не нашел для себя некий весьма частичный ответ, который позволил мне, по крайней мере, до какой-то степени, примирить светское образование с религиозным.

Я вспомнил, что в большинстве университетов существует четкое разграничение между гуманитарными и естественными факультетами.

Мне подумалось, что это традиционное разделение академических предметов на «гуманитарные», куда обычно включаются философия, литература, языки, музыка и различные искусства, и «естественные», к которым относятся все дисциплины, изучающие природу, позволяет найти столь необходимый компромисс.

Гуманитарные дициплины всегда подчеркивали и подчеркивают относительность и субъективность человеческого поведения, наших привычек и устремлений. Вкусы, моды, этика, ценности — все это меняется от эпохи к эпохе и зависит от господствующих социально-экономических условий и типа культуры.

Общество, в лице его крупнейших мыслителей и различных руководителей, берет на себя роль арбитра, решающего,

что хорошо, красиво, справедливо и достойно внимания. Здесь нет вечных стандартов — только вечно меняющиеся критерии. Здесь нет места вездесущему Творцу, который с неизменной мудростью правит миром. Великие творения литературы и искусства в такой трактовке — дело рук индивидуального гения.

Тем не менее, этот гений всегда берет свое начало в способностях, которыми художника одарил Всевышний.

Тора говорит: «Я призвал именно Бецалеля, сына Ури, сына Хура, из колена Йегуды. Я исполнил его Духом Б-жьим, мудростью, разумением, пониманием и всяким искусством…» (Шмот — «Исход», 31:2—3)

И если художник не осознает, Кем вручен ему этот дар, то его творения служат, скорее всего, восхвалению идолов, а не прославлению Создателя рода человеческого.

В отличие от художников и писателей, ученые ничего не создают — они исследуют. С помощью своих экспериментов и открытий они познают мир. Они не производят на свет новые загадки, а разгадывают существующие.

В статье Лео Леви «Тора и светские науки», опубликованной в одном из религиозных научных журналов, я нашел цитату из Мидраш Раба на Книгу Эйха (2:13), которая, на мой взгляд, точно выражает это различие:

«Как говорили наши мудрецы, “если скажут тебе, что есть хохма — наука (или мудрость) — у других народов, верь этому; если скажут, что есть у них Тора — не верь”…»

В то же время существуют научные дисциплины, которые, строго говоря, нельзя отнести ни к той, ни к другой области. Социальные науки вроде антропологии, социологии и психологии занимают туманное, промежуточное положение между гуманитарными и точными науками. С течением времени их методы становятся все более строгими. Однако в их толкованиях и рекомендациях все еще переплетаются точно установленные факты, эмпирические закономерности и личные пристрастия вовсе не нейтрального исследователя.

Еще труднее определить место технологии на этой карте науки. Ее потрясающие достижения зачастую сопровождаются чрезмерным раздуванием роли человека и его возможностей. Как и в гуманитарных дисциплинах, личное тщеславие здесь может быстро превратить совершенно невинную и, в потенциале, благодетельную научную дисциплину в нечто абсолютно «трефное».

Не исключено, что исследователь, подходящий к научным проблемам с твердой философской базой, с перспективой, почерпнутой в Торе, гораздо меньше рискует стать жертвой собственного тщеславия… Но не исключено, что это рассуждение и само заражено тщеславием.

Я ведь с самого начала отметил, что все эти построения — не более, чем попытка весьма частичного решения вопроса.

Глава 2. Двора - белая ворона. Остаться в Израиле

ПОКА Я ЗАНИМАЛСЯ В ЕШИВЕ, а Дов Хаим посещал хедер в соседнем с нашим районе Сан-гедрия Мурхевет, Давид оставался с нянькой, метапелет, которая содержала небольшой детский сад у себя на дому.

Барбара в это время слушала лекции и изучала иврит в женском религиозном колледже Неве Йерушалаим, рассчитанном на иностранных студенток с «ограниченным» еврейским образованием.

Двора ходила в четвертый класс религиозной школы Бейт Яаков. Труднее всего приспосабливалась к Израилю именно она.