Нужно ли выискивать во всем этом отголоски традиции? Каждая традиция приспосабливается ко времени. Старая община тоже не была неизменной во все века ее существования. Так же, как в древности, ни у кого не возникало мысли строить дамбу реки в одиночку, сейчас никто не откажется от электрической водокачки в пользу черпака. Но идея получить на три года свой постоянный участок поля сразу вызвала самый горячий энтузиазм крестьян. Всего за два года средняя урожайность в провинции выросла на 10 процентов, сократились потери, ускорились сроки работ. Многие относят это к психологии крестьянина как мелкого собственника. Но и тут не все так просто. Коллективизм не размылся, а, наоборот, стал еще ощутимее, проявляясь поэтапно: семья, звено-сом, бригада-тхон, кооператив-община.
И тут интересный парадокс, о котором поведал мне плен народного комитета провинции Тхайбинь, ответственный за сельское хозяйство, Нгуен Ван Хыонг. От системы «кхоанов» отказываются… самые передовые хозяйства провинции, самые богатые кооперативы, например известный на всю страну Вутханг.
Закреплять участки за отдельными дворами — вовсе не простое дело. Трудно удовлетворить стремление крестьян к полной справедливости. Если уж делить, то всем одинаково и хорошей и плохой земли, и двухурожайной и трехурожайной. Следствие — дробление поля на мелкие участки, разбросанность земель одной бригады по всей общине. Когда большая часть работ выполняется вручную, это не так уж важно. Но как быть знаменитому кооперативу Вутханг с его большими специализированными угодьями, механизацией, развитым разделением труда в масштабе всего кооператива? Он перерос средний уровень сегодняшней деревни и требует иной организации. Дух коллективизма действует здесь уже в рамках всей общины, без промежуточных ступенек,
ДВОР С АРЕКОВЫМИ ПАЛЬМАМИ
«Мой дом — моя крепость» — это изречение никак не подходит к дому крестьянина Нгуен Ню Ханя. Не потому, что дом неказистый. Как раз дом-то хороший, да еще и не один. Если в нашем привычном понимании «двор» обязательно предполагает забор, то границы дворов в тхоне обозначены символическими и иногда только самим сельчанам понятными признаками.
Увидев незнакомца или прослышав о нем, к крыльцу дома старика Ханя сразу невесть откуда сбежались около двух десятков детишек. Быстрота, с которой они собрались v дома, объясняется отсутствием в деревне заборов. По той же причине маленькие деревенские проказники не знают таких общеизвестных соблазнов, как залезть в чужой сад. Младшее население общины свободно переливается в течение дня из двора во двор, к дороге, к речке — по мере появления там или здесь чего-то интересного. Но воровство, даже такое невинное, как несколько бананов в чужом дворе, полностью исключено. Табу на воровство воспитывается с детства. Во-первых, все в тхоне свои — знакомые, а часто и родственники. С ними жить да жить. Во-вторых, крестьянский ребенок в том возрасте, когда складывается его характер, ни секунды не бывает один. Вьетнамские дети — это всегда ватага. Младшие, пока не могут ходить, висят на боку у старших, и никогда, особенно в деревне, не бывает компаний, где одни лишь мальчишки-ровесники. Все всегда вместе — от мала до велика, мальчишки и девчонки. Одним словом, строго наказуемое общиной воровство не может быть скрыто. Но это не значит, что традиция сама по себе превращает такое табу в национальную черту. Иначе зачем тогда общине так тщательно отгораживаться от чужих?
Главный страж порядка внутри деревни не какой-то местный «участковый», а знающее все обо всех общественное мнение.
…Нгуен Ню Хань встретил нас на крыльце своего добротного дома перед дверью в переднюю комнату. Она почти всегда открыта, и между главным помещением жилища и улицей не существует прихожей, сеней или чего-то в этом роде.
Взглянув только на многочисленные вазы из старого вьетнамского и китайского с сине-белым кобальтовым рисунком фарфора, я сразу сделал вывод, что их стоимость, пожалуй, дороже, чем сам дом. Кроме коллекции фарфора внимание привлек большой с искусной резьбой топчан из черного дерева. Все остальное было более современным: зеркальный трельяж, разрисованный по краям яркими лубочными птицами и цветами, иероглифами, обозначающими счастье, благосостояние, долголетие и т. п., часы в деревянном корпусе, заводимые массивным ключом, радиоприемник с магнитофоном и двумя висящими на стенах акустическими колонками японского производства примерно середины 60-х годов. Судя по всему, трельяж, часы и стереосистема появились здесь из Южного Вьетнама после 1975 года. Были здесь и вентилятор, и термос для чая, и велосипед, что входит в число предметов первой необходимости.