Это лишь один пример. На Юге Вьетнама 10 миллионов гектаров рисовых полей, пять миллионов гектаров леса превращены в пустыри за годы войны. И сейчас вдоль дорог часто тянется унылый пейзаж из голых холмов, которые когда-то были покрыты сплошным тропическим лесом. Лишь спустя годы на них стала появляться молодая поросль. Около миллиона буйволов и другого тяглового скота было убито во время американской агрессии.
Не в состоянии справиться с сопротивлением в сельских районах Южного Вьетнама, американское военное командование прибегло к насильственной урбанизации таким вот лишением крестьян средств существования и постоянными карательными операциями. Но данным американских служб, 10 миллионов жителей деревень вынуждены были за годы войны переселиться в города, контролируемые агрессорами и марионеточной администрацией. Расчет простой: «Лучше пусть они станут безработными и преступниками, чем будут помогать Вьетконгу».
Этих людей, бывших крестьян, но уже потерявших навыки крестьянского труда, порвавших со сложившимся веками укладом деревенской жизни и не приобретших взамен ничего, кроме вкуса к сравнительно «легким деньгам» без «копания в земле», здесь называют людьми с обрубленными корнями. Действительно, сравнение точное: выкорчеванный лес, не пущенный в дело, вынужден был гнить на свалке. Потеряны крепкие корни, связывавшие их воедино с родной землей. Вот цифры последних десятилетий: в 1960 году Южный Вьетнам, как типичная слаборазвитая аграрная страна, насчитывал 15 процентов населения в городах и 85 процентов в деревне. В конце американской агрессивной войны в деревне осталось только 35 процентов, остальные жили в переполненных городах.
Кем стали крестьяне, так стремительно изменившие образ жизни, покинувшие рисовые поля отцов и дедов? Лишь незначительная их часть пополнила отряд рабочего класса. После освобождения в Сайгоне 300 тысяч семей числились по документам «семьями торговцев». Это по меньшей мере вдвое превышает число рабочих. В 1975 году на Юге Вьетнама было более трех миллионов безработных, сотни тысяч проституток, десятки тысяч преступников. Для большинства юношей без образования, без работы единственный путь лежал в марионеточную армию и полицию.
Причиной такого массового исхода сельского населения в города была не только «легкая жизнь» в «обществе процветания», созданном на американские доллары. Так же, как в южной части Биньчитхиена, где американцы создавали «санитарную зону», в других провинциях побережья, в том числе в Нгиабине, они действовали буквально огнем и мечом: бомбили и поджигали деревни напалмом с воздуха, ровняли их с землей бульдозерами, совершали жестокие карательные рейды, иногда поголовно уничтожая население общины. Самый известный, но далеко не редкий пример этого — община Сонгми, где учинил кровавую расправу над женщинами и детьми взвод лейтенанта Колли.
Каждая община была очагом сопротивления. Проникнуть внутрь общины не удалось китайским феодалам, французским колонизаторам, поэтому американцы выбрали другой путь «умиротворения» — разрушить старую общину, согнать крестьян в города, к большим транспортным магистралям, а поля превратить в зоны «свободного огня». Из полутора миллионов сельского населения провинции Нгиабинь около 800 тысяч были изгнаны или сами вынуждены уйти из родных деревень.
Следы этой насильственной урбанизации видны в облике небольших городов вдоль шоссе номер 1. В поселки городского типа превратились придорожные деревни. Уездные городки по своим размерам в несколько раз больше их собратьев на Севере. Куангнгай, например, протянулся вдоль шоссе более чем на десять километров. Кажется, что вы едете по городской улице с двух-и трехэтажными каменными домами, многочисленными лавками, магазинами, кафе и харчевнями. Но эта длинная улица — единственная в городе. Через просветы между домами видны рисовые поля, рощицы бананов и папайи, убогие лачуги-времянки. Городской только фасад, остальное — деревня. Лишь несколько десятков метров по обе стороны дороги находились иод контролем марионеточного режима. Дальше начиналась зона «свободного огня». Естественно, такие придорожные города образовались искусственно. Главной их специализацией были торговля и сервис. Поэтому с прекращением американского военного присутствия часть населения из них ушла обратно в деревни.
Но вернемся к общине Фыоктханг, которая после освобождения Южного Вьетнама возродилась в одной из зон «свободного огня». На месте правления кооператива, где нас встретила секретарь партийной организации общины 30-летняя Кап Тхи Минь Тяу, с 1964 до 1975 года не было ни домов, ни полей. Американцы прошлись бульдозерами по старым тхонам, а население заставили уйти в соседний городок у большой дороги. Но не все крестьяне подчинились приказу. Многие, в том числе родители Минь Тяу, подались в горы, построили там временные шалаши. Так возникла партизанская деревня. Ее жители и составили после возвращения костяк новой общины Фыоктханг.