— Примерно. Но найти не проблема. Есть атласы автомобильных дорог и язык есть — спросим.
Г л а в а 7 Виновен?
Я гнала по трассе, почти не слушая Ольгу, почти не видя дороги. Попался бы автоинспектор, меня бы ловили с мигалками и конвоировали до КПЗ. Но на трассе, на мою удачу, было затишье.
— Может, сбавишь скорость? — неуверенно попросила Оля, вжавшись в сиденье. И смолкла, понимая, что сейчас ей до меня не достучаться. И подозреваю, принялась истово молиться, чтобы мы благополучно добрались до пункта назначения, не покалечив ни себя, ни других.
Указатель «Сафакулово» я не заметила. Если б не Оля, пролетела мимо и никогда бы не нашла заснеженную деревеньку посреди полей и мелких островков леса. Чем ближе мы подъезжали к деревне, тем сильней меня охватывало волнение и уже буквально била нервная дрожь так, что руки еле держали руль.
— Стоп, Ань, вот он, двадцать шестой дом. Улица здесь одна, так что точно — центральная, — заметила Ольга.
Я резко тормознула и замерла, боясь смотреть по сторонам. Мое сердце билось в припадке тахикардии где-то в районе макушки.
— Говорила, выпей успокоительного! — процедила подруга, недовольно качнув головой. — Как обратно поедем, ума не приложу. Страшно с тобой, того и гляди, к пращурам прямиком в рай въедем. Гонщица, блин! Меня теперь саму валерьянкой впору отпаивать, — открыла дверцу, переводя дыхание. — Ой, Аня, на фига мы это затеяли? Лучше б братовьям отзвонилась, с ними бы и ехала. Чует мое сердце, обратно пешеходный марш-бросок устроим. Старая я уже для таких приключений.
Я покосилась на нее и глубоко вздохнула, встретившись с ее испуганным взглядом. С минуту мы молча рассматривали друг друга и истерично хохотнули, умиляясь отваге своих характеров и бледнолицему виду, одному на двоих.
— Боишься? — шепотом спросила Оля.
— Нет, трушу. Немного, — ответила я и посмотрела вокруг, выискивая дом N 26.
Наполовину заметенный домик без окон, с вылущенными ветрами, дождями и морозами деревянными воротами, которые, по моему глубокому убеждению, стояли на одном энтузиазме, и оказался нашей конечной точкой. Цифра 26 красовалась на его стене, нарисованная кем-то в пылу творчества красной краской.
Я зажмурилась, уверенная, что это все мне лишь блазнится. Не может мой капризный изнеженный супруг переехать сюда по собственной воле и жить без принуждения. Наверняка его сюда отконвоировали и держат под замком, с усиленной охраной. Я открыла глаза — дом на месте и ничуть не изменился, не похорошел и не обрел более пристойный и подобающий людскому жилищу вид.
— Оль, у меня галлюцинации? — спросила тихо.
— Не-а, — качнула та головой, хохотнув.
— Может тебе не правильно адрес сказали?
— Не-а.
— Ты хочешь сказать, что Олег живет здесь? — ткнула я пальцем в сторону убогого сооружения.
— Ага, — кивнула та с видом идиотки. И судя по ее лицу, пребывала не в меньшем шоке, чем я. — Н-да-а-а, бог с ним, с телевизором и посудомоечной машиной, да, Ань?
— Точно, — согласилась я и открыла дверцу, решительно вылезла и…затопталась рядом, ежась не столько от холода, сколько от предчувствия неприятной сцены.
— Может, обратно, той же дорогой, но в медленном темпе? Ну, их, Ань, в деревнях с тактичностью, прямо скажу, никак. Погонят какой-нибудь запчастью от свеклоуборочной машины, — несмело заметила подруга, встав рядом со мной.
— Нет, второй раз я сюда не поеду, а с Олегом поговорить надо. Что ему здесь? А может, и спасать придется.
— Ага, приворожила его доярка Глафира Охряповна Череззабороногузадирихина…
— Несмешно, — одернула я ее и, подрагивая от волнения, пошагала к воротам. Стукнула по растрескавшемуся от старости дереву железкой, висящей на веревке, и застыла в ожидании, унимая расшалившееся сердце, придумывая краткий, но внушительный текст речи, выслушав которую, Олег тут же сядет в машину и поедет со мной домой. Вот только правильных, нужных и оптимально подходящих слов, не находилось. Я была готова расплакаться от бессилия, по-простому, без патетики, призвать его к долгу мужа и отца.
В этот момент ворота приоткрылись, образуя небольшое пространство, в которое можно было разглядеть лишь его творца. Но как раз этого мне и хватило.
На меня смотрели знакомые черные глаза, полные ненависти и желчного презрения.
Гульчата.
Она молча смотрела на меня, я — на нее. Все слова, что я готовила, тщательно выискивала и сортировала, пропали. И я уже о том не жалела, потому что они стали не нужны. Я видела по ее взгляду — Олег для меня потерян. Его не пустят, не позовут, не стоит и просить. Мой взгляд скользнул вниз и остановился на ее животе, не большом, но достаточном, чтобы понять — женщина в положении. Месяцев пять-шесть, не меньше — прикинула я и пошатнулась. Вот и все. Вот и внятная причина трусливого бегства Олега, его обмана и предательства, его поведения в последний год. Сколько грязи я видела, сколько нотаций и претензий проглотила, сколько обид и оскорблений стерпела? И зачем? Ради чего?
Я молча развернулась и пошла к машине, еще четко храня тишину в душе, но чувствовала, как внутри уже нарастает плач.