У него не было время на взросление. Детство закончилось в тот день, когда родители перестали нянчиться с ним и кинули на попечение братьев.
Я могу лишь предполагать, как они общались. Могу представить взгляды Алеши и Андрея, их лица, и отношение к тому, кто был любимчиком, в то время как они росли незамеченные, ненужные и сами по себе. Сергею досталось хоть что-то от родительской любви и заботы, им же и крупицы не показали. И только они смерились с навязанным бременем, только смогли притереться и забыть детские обиды, как на их плечи упала еще одна ноша — я. Такая же ненужная, но еще и кричащая, ноющая и вечно болеющая…
А может быть, именно мое рождение и сплотило их?
Не знаю, я никогда не вдавалась в подробности, не потому, что неинтересно, а оттого, что воспоминание могло причинить боль каждому из нас. К чему ворошить далекое, покрытое туманом отверженности и запахом детских страхов и обид, прошлое? Сколько не вспоминай картинки из тех дней, они не станут четче, отверженность, живущая в каждом из нас с рождения, не исчезнет, а привязанность и любовь друг к другу не ослабнут.
Четверо. Нас всегда было четверо, и только это важно, только это стоит знать и помнить.
И повторять как заклинание в моменты сомнений: Алеша, Андрюша, Сергей…
Он сидел на лавочке у гаража и курил. Лицо безмятежно, взгляд спокоен и чуть задумчив. А напротив в сугробе сидел мой горе-супруг и оттирал кровь с лица. Сергей на славу поработал, обучая манерам сумасброда. Даже рубашку не пожалел, превратил в драную ветошь.
Олег зло щурился и кривил губы, но молчал и, подозреваю, был больше оскорблен вынужденной ролью снеговика, навязанной родственником, чем попорченным интерфейсом, раздражен и раздосадован потерей имиджа, включая чистоту брюк и целостности шелковой рубашки, чем невозможностью ответить по достоинству.
Я еле сдержала горькую улыбку — хорошо начинается Новый год. Многообещающе. Теперь ворчание супруга затянется до следующего января, а нытье станет основной частью наших пикировок. И претензии к моим братьям явно возрастут уже даже не до поднебесья, а глубоко за него, до самой туманности Андромеды.
Нет, я не стану зализывать его раны, как не стану искать оправданья его оскорбленьям. И будь, что будет.
Я села рядом с Сергеем:
— Спасибо.
— Не за что. Всегда рад, — хмыкнул он, покосившись на меня.
— Я за то, что в живых оставил.
Он промолчал и тем насторожил. Задумчивый взгляд скользнул в сторону Олега, лицо приобрело хищное выражение.
— Тупое животное, — прошипел Олег, весьма обиженный тем, что я не подошла к нему.
Зря он это сказал. Нельзя так с Сережей. Впрочем, ему-то откуда это знать?
Сергей размял плечи и исподлобья уставился на мужчину. На его губы легла легкая пренебрежительная усмешка. Еще можно все исправить…
— Это ты про себя? А что-нибудь новое из вашей автобиографии? Это-то всем известно.
— Дегенерат!
Подозреваю, у Олега появились серьезные проблемы с психикой. Как бы не патологические.
— Забавный лексикон. А на бис?
Олег поджал губы, видимо, решив, что с Сергея хватит пламенного взгляда. Тот фыркнул и покосился на меня:
— За что ж ты себя так не любишь, а, Анюта? Такой экземпляр себе на шею повесить…мечта мазохиста.
— Перестань, Сережа. У него трудный период…
— С детства. Напомни-ка мне, он один выкидыш у своей матери или еще пара по огороду бегает?
— Не твое дело! Скот!
— Утомил ты меня, — вздохнул Сергей.
— Перестаньте ругаться. Зачем цепляться друг к другу…
— Все, Анюта, никто ни к кому не цепляется. Мир, — обнял меня Сергей, успокаивая.
— Может еще трахнетесь? Не стесняйтесь, — зло прищурился Олег.
А вот теперь точно уже ничего не исправить.
Я, конечно, понимала, что у моего мужа, видимо, появилась мания или фобия, что в принципе без разницы, и относиться к нему нужно было, как к тяжело больному и делать скидку на ущербный интеллект. Но Сергею до того дела не было. И мне уже тоже. Потому что, жить Олегу осталось не больше минуты…
Мне вспомнилась дискотека на Маяковке, куда мы наведались с Сергеем в пору легкомысленной юности. Пока он разговаривал со своими друзьями, ко мне подошел развязный молодой парень приторно-сладкой наружности и, как положено самоуверенной изрядно подогретой спиртным особи, пригласил на танец, изобразив на пальцах нечто вроде:
— Ну че, морковка слабо биксами тряхнуть?
Мне потребовалась минута, чтобы перевести услышанное на внятный и приемлемый для слуха и осознания язык. Сергею две секунды. Не знаю, как он мог расслышать в гуле голосов и шуме децибел то, что вымучило из себя это чудо природы? Наверное, понял интуитивно или ангел подсказал. Нет, явно товарищ с другого плеча. Потому что, то, что произошло дальше, иначе, чем проказами нечистого, не назовешь.