Лина огорченно кивнула, почувствовав, как в душе заскребли даже не кошки, а самые настоящие саблезубые тигры. Конечно, она сознательно выбрала эту жизнь, убедив себя, что сумеет выстоять. Но ее нищенское существование было внутри, для местного пользования. А озвученное вслух, да еще таким импозантным мужчиной очень больно резануло по чувству собственного достоинства.
Ругая сейчас себя за житейскую близорукость, она поняла, что просто не хотела анализировать происходящее. Ей было приятно общество Нильса, его ненавязчивые шутки. К тому же он кормил ее вкусными ужинами — и все это в уютной обстановке.
И это давало возможность попозже попадать домой. Вернее, не домой, а в убитый, перенаселенный провинциалками, рванувшими в столицу, женский муравейник. Все соседки работали на износ, чтобы насобирать денег — на учебу детям, на собственное жилье и просто, чтобы прокормить оставшуюся в глубинке семью.
Радости от общения с ними она не испытывала, впрочем там никому ни до кого не было дела. Главное, чтоб не занимали ванную и туалет и убирали за собой.
Две комнаты занимали женщины, трудившиеся домработницами, сиделками, нянечками. Соседки были измотанными и неприветливыми, что и неудивительно. Ведь им приходилось вылизывать не только чужое жилье, но порой и задницы. Причем, чуть ли не в прямом смысле.
Лина содрогнулась, когда вспомнила услышанный краем уха разговор на кухне. Светлана рассказывала о бзиках хозяев. В круг ее обязанностей входило и мытье детей, включая шестнадцатилетнего подростка.
Ее соседка, с которой она делила крохотную комнату…
— Линочка, ты, что, обиделась?
Девушка встрепенулась. Перед ее мысленным взором так ярко всплыла нерадостная картина ее существования, что она на какое-то мгновение перестала слышать, о чем говорил Нильс.
— Нет, что вы! Я не из тех, кто щеголяет в бутафорском золоте и рассказывает о мифическом достатке. Я сейчас, действительно, очень бедна, но не считаю это позором. Я работаю, и у меня все будет хорошо, — она почти исподлобья кинула на него предупреждающий взгляд.
— Что ты, моя хорошая! Я вовсе не упрекнуть тебя хотел. Наоборот, я хочу предложить тебе помощь.
Что предполагалось взамен этой помощи, было видно уже не вооруженным глазом. Глаза Нильса по-охотничьи блестели, последние слова были сказаны уже чуть хриплым от сдерживаемой страсти голосом, а спортивные штаны уже топорщились на самом интересном месте. Это и заметила Лина, почувствовав, что неумолимо краснеет. То ли от смущения, то ли от прохладного ветерка, подувшего с озера, но ее охватил озноб. И самое стыдное — под тонкой футболкой, слабо защищенные бюстгальтером без всяких пуш-апов, отчетливо прорисовались ее соски, сжавшиеся в тугие комочки.
Это не укрылось от жадного взгляда Нильса, и он, по-своему истолковав, усилил напор. Придвинувшись еще ближе, он встал на колени и захватил одной рукой талию девушки, другой горячо огладил спину, поднимаясь до шеи и готовясь захватить ее в свою власть.
— Ты у меня в золоте будешь купаться, — прошептал он почти в губы, уже предвкушая их податливую сладость.
Лина дернулась.
— Я не хочу купаться в золоте. Я хочу купаться в чистой воде. Отпустите меня, пожалуйста.
— Ну же девочка моя! Моя сладкая! — не желая верить, что от его страсти эта малышка не загорается в ответ, Нильс притянул ее к себе.
Увернувшись от поцелуя, девушка воскликнула:
— Борис Данилыч! Прекратите немедленно! Вы же воспитанный человек!
Тяжело дыша, с трудом затолкав свою похоть в рамки приличия, Нильс отстранился.
— Линочка, прости. Но ты большая девочка и должна понимать, что воспитанный человек одновременно может быть страстным мужчиной. И разве это постыдно, что ты даришь мне не только эстетическое наслаждение своим видом, речью, манерами, но и вызываешь конкретное мужское желание поцеловать девушку, которая безумно нравится?
— Ведите себя прилично, — строго сказала Лина. — Для поцелуев нужны другие отношения, а у нас с вами только дружеские.
— Все! Понял, понял! Только не обижайся!
— Не буду, если и вы не будете больше этого делать.
Демонстративно убрав руки, Нильс однако не отступился.
Улегшись у ее ног на траву, как Царь зверей, он потянулся к тарелке с мясом. Смачно втянув в себя божественный аромат, он взял один кусочек и положил его в рот.
— Я дурак. Начал о серьезном говорить на твой голодный желудок! А он, как известно, плохой советчик. Давай откладывай свой рисунок и получай удовольствие. А то я знаю эти студенческие завтраки. Пустой кофе и худая конфетка, хорошо хоть ты не куришь, а то некоторые конфетку сигаретой заменяют. Тебе что принести попить? Покрепче не предлагаю, знаю — откажешься. И сам не буду мне ж тебя еще обратно везти. — Нильс не был бы собой, если бы и тут не придал себе такой страдальческий вид, что Лина невольно улыбнулась, простив его «рукоприкладство».
— Если есть, то мне сок или минералку, — скромно попросила она.