Банан за чуткость

Как ты думаешь — долго тебе будет служить твоя теперешняя сила? Год–два, ну, три — ведь не дольше. А там опять станешь слабым — и уж это скорей всего на целую твою жизнь.

Ведь в институт, например, кулаками не пробьешься. Если даже обе свои компании, и старшую и младшую, приведешь на вступительные экзамены — не поможет.

Пойдешь на завод — и там то же самое. Девчонка, окончившая курсы крановщиц, легко ворочает такими махинами, которые тебе ни одному, ни с компанией никак не поднять.

Сейчас век для неучей суровый. Знание — сила! А нет знаний… Врать учителю — оно, конечно, можно, а при должной сноровке не так уж и трудно. Но ведь в конечном счете обманешь самого себя.

Вот ты остановись на минутку и задумайся: кем бы ты хотел в жизни стать? А подумав, честно ответь себе: кем бы ни хотел, скорей всего не получится.

Почему? Да потому, что слишком привык рассчитывать на драчливую компанию. А компания — что компания! Конечно, на школьной переменке поможет или на улице вечером. Ну а в работе — там каждый отвечает за себя…

Но если сила всех проблем не решает, то быть сильным и злым вообще рискованно. Твоя одноклассница пишет, что ребята в классе тебя боятся. А когда человека боятся, правды о жизни и о себе ему не услыхать. Такому говорят не то, что есть на самом деле, а то, что ему приятно слышать. И часто человек, внушающий страх, попадает из-за этого в беду.

И еще об одном не мешает подумать. Вот раньше сильные ребята притесняли тебя. Теперь ты стал сильным и притесняешь других. А жизнь в классе лучше не стала. Жили средне и сейчас живете так себе.

Может, стоит попробовать по–другому, чтобы никто никого не притеснял?

Жизнь уже наметила, каким ты станешь, когда вырастешь: сперва — «ленивым и нелюбопытным» (знаешь хоть, чьи это слова?), потом — просто озлобленным неудачником. А ты стань другим! Мало знаешь — учись. Отстал от ребят — догоняй.

Конечно, на это нужны силы. Нужна воля. Нужно и время. Возможно, на драчливую компанию его будет не хватать.

Но тогда, пожалуй, и драться не понадобится. Ведь знающий, умный человек легко доказывает свою правоту просто словом.

НОЯБРЬ ВДАЛИ ОТ ДОМА

Утром выяснилось, что планы наши меняются — к шести надо ехать в школу–интернат для слепых детей.

Мы сидели в тесноватом номере гостиницы — вся наша группа творческой молодежи, восемь человек. После европейского завтрака — кофе, булочка и блюдце с капелькой джема — в желудке осталось ощущение легкой тоски.

Комната была угловая.

В одно окно виднелись низкие крыши пригорода — словно куски жести и шифера, разбросанные в беспорядке под деревьями. За ними стояли горы, влажнозеленые, несмотря на ноябрь.

В другое окно можно было увидеть немного — тоже окно, только узкое, и кусок черноватой, грязной стены. Город начался восемь веков назад, и тогда его улицы были, вероятно, достаточно просторны — два всадника вполне могли разминуться, даже стременем не задев друг друга.

А теперь старинные переулки расширять, наверное, уже не станут: их теснота и нелепость превратились в экзотическую особенность города, и туристы из разных стран платят немалые деньги за удовольствие пройтись по улицам, по которым невозможно проехать.

Группа наша сидела на двух широких кроватях.

Наш молодой руководитель устроился напротив нас на единственном стуле. Глядя на наши унылые лица, он для убедительности дважды повторил, что мы не туристы, а делегация, и поэтому программа зависит не только от нас.

Новость нас и в самом деле не обрадовала. У каждого на вечер было что-то свое.

Певец Сережа собирался в кино — шел фильм с участием одного из лучших певцов мира, тоже баритона, которого у нас в стране знали только по записям, то есть по голосу, а ходили слухи, что баритон этот ко всему еще и прекрасный, неожиданный актер. Упустить случай было бы непростительно глупо.

Все это Сережа высказал внушительно и как бы сверху вниз. Вообще-то он был парень добродушный и благополучный. Но именно за благополучие его пару раз куснула критика. И теперь Сережа старался двигаться резко и говорить отрывисто: развивал внутренний драматизм.

Музыканты, четверо аккуратных ребят из Эстонии, тоже были заняты вторую половину дня: накануне они встречались с дирижером местной оперы, и тот пригласил их на вечернюю репетицию.

Музыканты были джазисты, местная опера не гремела на всю Европу. Но, во–первых, ребята уже настроились а, во–вторых, накануне за кофе у них с дирижером возник интересный профессиональный разговор, и жалко было прерывать так удачно завязавшийся международный культурный контакт. Наконец, сама фраза «посетили вечернюю репетицию в местной опере» звучала весомо и отсвечивала большим, солидным искусством.