– Товарищ, капитан, – обратился к Максимову молодой оперативник. – Я не хотел…
Павел подошел к телу. Пуля пробила ему голову, и он скончался мгновенно.
– Может, это к лучшему, – произнес капитан. – А этого в камеру. Утром разберемся, что за птица попала в наши сети.
Он развернулся и направился к ожидавшей его машине.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Осень пришла как-то незаметно. Лишь видны были чуть заметные ее весточки – пожухлая трава, да потерявшие былую зелень деревья. В воздухе застыло какое-то ожидание, как на перроне вокзала, таким ожиданием были дожди и холода.
За окном кабинета лил холодный осенний дождь. Он стучал по стеклам, словно хотел что-то рассказать, но Максимову было не до красот осени. Отдел по борьбе с бандитизмом «круглил» сутками, в надежде выйти на след банды, но она по-прежнему оставалась недосягаемой для них. Руководство милиции, госбезопасности и прокуратура чуть ли не каждый день проводили заслушивания по нераскрытым делам, но все они не способствовали раскрытию этих громких преступлений.
Лосев заметно сдал за эту неделю. Лицо его осунулось, а под глазами заметно обозначились темные мешки. Он нервно ходил по кабинету и бросал испепеляющие взгляды на капитана Максимова, словно от того зависело раскрытие этих преступлений.
– Геннадий Алексеевич, может, я пойду? – спросил Павел Лосева. – Зачем вызывали? Я уже десять минут наблюдаю, как вы мерите свой кабинет шагами.
– Что у нас по убийству кассира Яковлевой?
– Работаем, Геннадий Алексеевич. Отрабатываем связи убитой.
– И что?
– Пока ничего. Жила одна, компаний не собирала. О ней вообще нет никакой информации.
– Что значит, нет информации, Максимов?
– А вот так и нет. Работа – дом. Как говорят, вела замкнутый образ жизни.
Лосев замолчал и остановился посреди кабинета. Он начал медленно раскачиваться с носка на пятку. Павел по-прежнему не спускал с него своего взгляда, ожидая от начальника каких-то новых указаний. Через минуту – другую он вновь начал мерить своими шагами кабинет. Максимов понял его, что тот хочет ему что-то сказать, но почему-то не решается. Наконец, Лосев остановился и сел за стол. Сломав две спички, Геннадий Алексеевич прикурил.
– Не буду ходить кругами, Максимов, – наконец произнес начальник отдела Руководство НКВД недовольно работой отдела по этим преступлениям – оно хочет крови. Ты работаешь по этим делам с самого начала, ну, ты сам понимаешь…. Короче, тебя наказали, объявили строгий выговор. Извини меня, но нужно было кого-то наказывать.
Он замолчал, облегченно вздохнул и, достав папиросу, закурил.
– Ты, Геннадий Алексеевич, особо не расстраивайся, – стараясь сдержать себя, равнодушно ответил Павел. – Бумага, как говорят, все стерпит. Ведь и ты со мной занимаешься всеми этими делами с самого начала. Выходит, меня наказали за плохую работу, а тебя, моего непосредственного начальника – нет. Значит, ты работаешь хорошо, а я – плохо. Может, ты научишь меня, как нужно работать? А что? Покажи свое умение, а я поучусь.
Лицо Лосева вспыхнуло и покрылось красными пятнами.
– Ты это брось, Максимов! – повысив голос, произнес Лосев. – У меня помимо всех этих дел, воз и маленькая тележка других. Не могу же я разорваться на части! Скажи спасибо, что еще не уволили, хотя вопрос об этом стоял! Начальство до сих пор помнит, как ты хотел посадить Жеранина.
– И что? Я его хотел посадить, а вы, выходит, нет. Как же так, Геннадий Алексеевич? Вот сейчас этот Жеранин жирует, поедая продукты, предназначенные для стола больных людей, и улыбается. Где же она справедливость?
– Прекрати, Максимов эту демагогию. Мне не до шуток!
Закончив фразу, он хлопнул ладонью по столу, словно подводя под сказанным определенную черту.
– Геннадий Алексеевич! Мне завтра нужно выехать в больницу с сыном. Можно?
Лосев посмотрел на Максимова так, как будто тот только что одарил его рублем.
– Ты же хорошо знаешь, какая в городе обстановка…. А если что-то произойдет?
– Ну, а вы для чего со своим опытом, Геннадий Алексеевич, – возразил ему Павел.
– Хорошо. Думаю, что полдня тебе хватит.
– Спасибо и на этом.
Павел поднялся со стула и направился к двери.
Незаметно наступила зима 1946 года. Город с какой-то непонятной легкостью возвращался к мирной жизни. Однако, это внешнее благополучие не соответствовало суровой действительности. Бандитские налеты на склады, магазины и жителей города стали каким-то обыденным явлением и по-прежнему вызывали у людей страх за родных и близких. Банда, которой занимался Максимов, «залегла на дно» и это больше всего напрягало Павла.
…. Галина, надев передник, с осторожностью разливала по тарелкам наваристые густые щи, которые так любил Василий.
– Слушай, Вась! А тебе не кажется, что вы засиделись по домам. Может, стоит напомнить кое-кому о своем существовании? – произнесла Галина, подавая ему тарелку.
– Что-то новое «надыбила»? – спросил ее Корнилов. – Давай, «колись»…
Галина села за стол и, взглянув на Василия, продолжила:
– Есть один известный в Казани дом, полный добра. Мне подруга на работе об этом рассказала.