Банда 3

— Дурак. Мы с тобой заключаем соглашение. О дружбе и взаимопомощи. Государства от таких договоров не отказываются... Люди слабее. Счета, которые ты выписал, я изымаю. Могут пригодиться. А ты здесь напиши в своем блокнотике...

— Писать не буду.

— Тогда и я не буду, — Пафнутьев был снисходителен и доброжелателен. — Слушаю.

— Был Вовчик Неклясов со своими ребятами. Они все из фирмы «Глобус», — официант вынул платок и вытер взмокший лоб. Видно, нелегко дались ему эти несколько слов.

— Которая на окраине города?

— Нет, они в центре... Угол Чернышевского и Фурманова.

— А, эти, — беззаботно сказал Пафнутьев, хотя ни адреса, ни самой фирмы не знал. — Посредники.

— Поставки, — обронил официант.

— И вас снабжают?

— Конечно.

— Тогда другое дело, — Пафнутьев освобождение вздохнул, откинулся на спинку стула. — Что я могу сказать... Чашку кофе и пятьдесят граммов коньяка... За счет директора.

— С удовольствием! — искренне произнес официант и уже хотел было подняться, но Пафнутьев его остановил. — Да, чуть не забыл, — он придвинул к официанту его блокнот. — Черкни свой телефон, вдруг позвонить придется.

Взяв ручку, официант быстро написал несколько цифр.

— И домашний тоже, — напомнил Пафнутьев. — Только напиши, где домашний, а где служебный. И адрес...

Парень, не задумываясь, выполнил просьбу и тут же пошел за кофе. Пафнутьев проводил взглядом его удаляющуюся фигуру с тяжеловатым задом и литым затылком. Вряд ли он будет хоть в малой степени заменой Ковеленову, но свой человек в ресторане никогда не помешает. Свой человек в ресторане, — повторил про себя Пафнутьев и только сейчас сообразил, что его разговор с парнем наверняка видел Анцыферов в кабинете. Пафнутьев чертыхнулся, но тут же успокоился, решив, что сам покажет Анцыферову изъятые из блокнота счета сегодняшнего утра. Это его утешит и снимет подозрения с парня.

— Вот за это, старик, спасибо! — искренне воскликнул Пафнутьев, увидев перед собой белую чашечку с кофе и хрустальную рюмку, в которой наверняка было больше ста граммов. Но этот подлог нисколько не огорчил Пафнутьева. Он взглянул на официанта и встретился с глазами заговорщика. — Спасибо, старик.

* * *

Заведующий травматологическим отделением Овсов был хмур, неразговорчив, сидел за своим столом, и его тяжелое лицо, освещенное белесым светом дня, казалось массивным, морщины выглядели глубокими и резкими. Пафнутьев, столкнувшись с ним взглядом, все-таки подошел, пожал руку хирургу, сел на кушетку, застеленную белой простыней.

— Ты так суров, Петя, что я даже не знаю, какое слово произнесть, как сесть, как повернуться, — Пафнутьев попытался вывести Овсова из какой-то глубокой отрешенности.

— Будет жить, — ответил хирург.

— Ну и слава Богу, — вздохнул Пафнутьев с облегчением, — Пусть живет, раз уж ему так повезло.

— Кто он?

— Понятия не имею... Разберусь.

— Бандюга? — спросил Овсов.

— Скорее всего.

— Что-то последнее время, Паша, у нас с тобой стали все чаще появляться общие клиенты.

— Это же прекрасно! Мы стали чаще видеться... У нас совместные интересы...

— Да, интересы общие, — вздохнул Овсов и со стуком поставил на стекло маленькую пульку. — Вот... Смотри. В одном сантиметре от сердца остановилась.

Пафнутьев взял пулю, повертел перед глазами, взвесил на ладони, как бы проверяя ее вес, надежность, убойную силу... И опустил в карман.

— Авось пригодится, — пояснил он. — Куда ты его поместил?

— Здесь, на этом этаже, — Овсов показал куда-то за спину.

— Надо бы его повыше... На верхний этаж.

— Под охрану? И этого тоже?

— Да, Петя.

— Послушай, у меня все клиенты нуждаются в охране... Что, уже гражданская война началась?

— А ты этого не знал?

— Так я уже стал фронтовым хирургом?

— Конечно, — кивнул Пафнутьев. — У тебя бывают дни, когда не поступают люди с ножевыми, пулевыми ранениями, с рваными ранами, которые оставляют осколки от гранат, мин, бомб? Бывают такие дни?

— Выпить хочешь? — спросил Овсов и, не дожидаясь ответа, протянул руку в тумбочку, вынул початую бутылку «Столичной», хорошей «Столичной», как сразу отметил Пафнутьев. Так же молча Овсов достал две мензурки, налил грамм по сто пятьдесят и, завинтив пробку, спрятал бутылку в тумбочку. — Будем живы, Паша, — сказал Овсов и выпил.

Пафнутьеву ничего не оставалось, как последовать его примеру. От кушетки он дотянулся до мензурки, выпил, поставил посуду на место. Овсов, снова сунув руку в тумбочку, вынул блюдце с влажными маслинами.

— Шикуешь, Петя.

— Шикую?! — удивился Овсов. — А ты знаешь, сколько стоит скромный ужин на четыре персоны в приличном месте? Миллион.

— Откуда тебе это известно?

— Не от всех приглашений я отказываюсь, Паша, не от всех. И потому немного знаю о том, что происходит за этими окнами. Кружка пива в приличном месте стоит шестьдесят тысяч рублей. Моя сестричка получает за месяц примерно столько же.

— Кстати, а где твоя сестричка? Что-то ее не видно?

— Все течет, Паша, все меняется, — ответил Овсов, пряча блюдце в тумбочку. Голову он наклонил вниз, долго не мог закрыть дверцу, словно боялся, что гость о чем-то догадается по его глазам.