— Три дня по всем программам мне об этом докладывали. Все боялись, что не проникнусь, не так подумаю, не те выводы сделаю.
— Хороший был парень, — вздохнул Шаланда.
— Бедняков не убивают, сказал классик. Могу добавить — телеведущих тоже не убивают.
— Кого же убили?
— Крупного бизнесмена убрали. Мафиози... Хотя ему это слово, возможно, и не понравилось бы...
— В какую степь поскачем?
— Видел крышку от консервной банки? Все дела, где она мелькает, собираем в одну кучу. Ведь кое-кто и жив остался, есть свидетели. Они не очень хорошо выглядят, но живы...
— Пока, — сказал Шаланда, поднимаясь. И непонятно было, то ли он попрощался с Пафнутьевым, то ли поправил — хотя, дескать, свидетели и живы, но ненадолго, пока живы.
— Пока, — ответил Пафнутьев. И в его голосе тоже прозвучала двусмысленность.
Кабинет Анцыферова, затаившийся в подсобных глубинах ресторана, выдавал и хорошие доходы заведения, и хорошее представление хозяина о самом себе. Черная мебель, шторы с золотыми искорками, японский телефон, показывающий и продолжительность разговора, и время, и даже номер, с которого в данный момент кто-то решился звонить господину Анцыферову. Напротив письменного стола стоял шкаф, и в него на высоте человеческого роста были втиснуты три небольших телевизора. Один показывал вход в ресторан со стороны улицы, и в данный момент на нем можно было увидеть разгромленные окна, машину милиции, толпу любопытных. Едва войдя в кабинет, Пафнутьев увидел на экране Шаланду — тот тяжело шагал к своей машине. На втором экране можно было наблюдать за тем, что происходит в зале. Сейчас в зале было пустынно, шторы колыхались на снежном ветру, официанты в белых кителях сгребали и выносили битое стекло. Третий экран показывал кухню. Видимо, Анцыферов хотел твердо удостовериться в том, что продукты у него не воруют, посторонние люди на кухню не заглядывают, в рот и в карманы ничего не суют. А кроме того, повара и поваренки, зная, что в данный момент за ними придирчиво наблюдает хозяин, были более усердны и старательны.
За черным столом сидел Анцыферов. Лицо его было скорбным, но приветливым. Всем своим видом он выражал готовность помочь правосудию всеми своими силами и возможностями.
— Садись, Паша, — сказал он, показывая на черный стул с никелированными подлокотниками. — Выпить хочешь?
— Если спрашиваешь, то нет.
— Виноват... Сейчас дам команду.
— Не надо, Леонард. У нас еще будет повод... Похоже, мы с тобой надолго породнились.
— Не понял? — Анцыферов вскинул брови так высоко, что даже рот его приоткрылся и выражение лица получилось изумленно-радостным, будто для него и в самом деле было большим счастьем видеться с Пафнутьевым ежедневно.
Пафнутьев сел в кресло, которое могло поворачиваться на мощной металлической штанге. И он, конечно же, не упустил такой возможности — повернулся вместе с креслом вокруг оси, внимательно осмотрев весь кабинет.
— А здесь не хуже, — наконец сказал он.
— Я тоже так думаю, — холодновато ответил Анцыферов — он не любил, когда ему напоминали о прежней деятельности. То ли считал, что много потерял, то ли был уверен в обратном — многовато приобрел, оказавшись во главе преуспевающего предприятия. — Слушаю тебя, Паша.
Пафнутьев сделал еще один оборот, задержался взглядом на мелькающих экранах, получив полное представление о том, что делается на улице, в ресторане, на кухне...
— Дорого обошлось? — спросил он, кивнув на экраны.
— Спонсоры помогли.
— А что, они еще живы?
— Мои живы, Паша, — улыбнулся Пафнутьев.
— Я не имел в виду твоих или чужих... Я хотел спросить... Разве еще существуют на белом свете спонсоры, меценаты, благодетели?
— Иногда я тоже в этом сомневаюсь.
— Ну, ладно, — вздохнул Пафнутьев, с сожалением оставляя приятную тему. — Когда это произошло? — он кивнул на экран, на котором у разбитых окон возились официанты, подбирая осколки стекол, подметая мусор, сгребая в кучи грязные скатерти.
— Примерно час назад... Около одиннадцати. Мы только успели открыться.
— Зал был пуст? — невинно спросил Пафнутьев, чувствуя, как сердце его легонько дрогнуло — вопрос был со вторым дном. Анцыферов подвоха не уловил, по простоте душевной полагая, что бестолковый разговор ни о чем и обо всем одновременно продолжается. Простоват все-таки был Анцыферов, простоват. Если раньше он упивался детскими пистолетами и железной дорогой, доводя до изнеможения собственного сына, то теперь забавлялся мелькающими экранчиками.
— Да, — кивнул Анцыферов. — Кроме этих посетителей, в зале никого и не было.
— А что, бывают и столь ранние посетители?
— Бывают, — снисходительно улыбнулся Анцыферов.
— Я понимаю, когда люди вечером спускают хорошие деньги — вино, женщины, впереди долгая ночь, полная музыки, шампанского, песен и плясок... Действительно, ничего не пожалеешь... Но утром, спозаранку и в такой дорогой ресторан... Как понимать?
— Есть люди, Паша, для которых деньги — не самое главное, — с горделивой назидательностью произнес Анцыферов, давая понять, что его клиенты денег не считают.