Банда 4

— Я не знал, как ты воспримешь мой маленький сюрприз, — улыбнулся Андрей.Но не переживай. Ты увидишь ее, как только пожелаешь.

— Я его убью. Вот увидишь, все газеты об этом сообщат.

— Решение правильное, но поспешное. Есть опасность того, что он убьет тебя раньше. Ты уже не союзник ему, сейчас ты улика. Самое большее, что ты сможешь сделать, чтобы уничтожить Бевзлина, это остаться живой.

— Ты и в самом деле думаешь, что мне что-то угрожает?

— Я в этом уверен. И ты тоже. И не надо пудрить мне мозги. И себе тоже.

Надя положила прохладную ладонь на горячую руку Андрея и легонько похлопала по ней, не переживай, дескать, я смогу за себя постоять.

* * *

Увидев появившуюся в дверях Надю, Бевзлин вскочил, выбежал из-за своего стола и бросился навстречу с распростертыми объятиями. На лице его играла счастливая улыбка, глаза сверкали радостно и озорно, белые зубы блестели и вызывали нестерпимое желание улыбнуться в ответ.

И Надя улыбнулась, прижалась к груди Бевзлина, на глазах ее невольно выступили слезы.

— Неужели нашлась! — воскликнул Бевзлин. — Неужели цела и здорова?!

— Жива, Толик, жива, — сказала Надя и, отстранившись, посмотрела на него ясными глазами.

— Куда же ты пропала? Я обзвонился, обыскался, изрыдался!

— Меня похитили, — Надя пожала плечами, как бы говоря, что Бевзлин и сам мог бы догадаться, нечего спрашивать о таких очевидных пустяках.

— Кто? — улыбка сползла с его лица. — Неужели он?

— Да, Толик, да. Твой лучший друг — ассенизатор.

— Я же приставил к тебе двух ребят!

— Твои ребята — дебилы. Я не ругаю их, нет, не обзываю. По отношению к ним это просто медицинское определение. Они дебилы, Толик. Этот тип запихнул меня в машину, захлопнул дверцу и уехал.

— А дебилы? — мрачно спросил Бевзлин.

— Они выбежали на дорогу и долго, старательно махали руками. И кричали.

Что-то очень громкое и гневное. Я слышала их крики, пока Андрей не повернул за угол.

— Его зовут Андрей? — Бевзлин посмотрел на Надю исподлобья, будто хотел в ее словах услышать нечто большее, о чем она сказать не хотела.

— Ты и раньше это знал, — Надя опустилась в кресло у журнального столика, вынула из сумочки пачку сигарет, закурила.

Бевзлин молча прошел за свой стол, отодвинул от себя телефон, попробовал вчитаться в какую-то бумагу, но отодвинул и ее. Нервно постучал пальцами по столу, не выдержав, подошел к Наде и сел рядом, в соседнее кресло.

— Куда он тебя повез? Ты выглядишь бледной...

— Мало бываю на свежем воздухе, — Надя услышала только последние слова Бевзлина.

— Я спросил, куда он тебя повез?

— Не надо об этом, Толик. Мой рассказ не доставит тебе много радости. Мне кажется, кое-что тебя даже огорчит. Хотя мы с тобой немного разошлись, ты ко мне охладел, и я к тебе тоже, хотя у тебя появилась девочка не в пример моложе и краше меня, и ты постоянно именно с ней находишься на связи, на горячей линии связи... Я не буду говорить тебе об этой ночи. Это тебя огорчит.

— Неужели он и здесь успел? — проговорил Бев-злин каким-то мертвым голосом.

— Успел, Толик, успел. И здесь тоже. Беспризорную девочку кто угодно может обидеть, беспризорная девочка к любому плечу прислонится... И ее трудно винить за это, Толик.

— Он знал о наших с тобой отношениях?

— Не знал, но теперь знает. Я сама рассказала ему об этом. Правда, не сказала, что все это в прошлом, я заверила его, что наши лучшие дни с тобой — это нынешние дни. Ты не обижаешься на меня за это?

— И что же он?

— Мне показалось, что после этого он воспылал ко мне какими-то чуть ли не исступленными чувствами.

— Когда ты ушла от него?

— Как только он меня отпустил, так я сразу и ушла. Было уже утро.

— Значит, ты говоришь, — медленно протянул Бевзлин, — что когда он узнал, что ты... что ты моя женщина... Это его не остановило?

— Остановило?! — расхохоталась Надя. — Ты спрашиваешь, не остановило ли? Да он после этих моих слов озверел от счастья!

— Да, ты выглядишь бледновато, — произнес Бевзлин, думая о чем-то своем.

— Ночной образ жизни, — усмехнулась Надя. — Мало бываю на солнце. Мало дышу свежим воздухом.

— И ты пришла, чтобы рассказать мне обо всем этом? О том, с кем и как ты проводишь ночи, кто звереет в твоих объятиях от счастья? Ты для этого пришла?

— Я не должна была тебе всего этого рассказывать? Ты же сам спрашивал!

— Да нет, все правильно... Все правильно, Надя... Извини, меня занесло.

Когда ты сказала о том, что он начал звереть... Я, кажется, тоже немного озверел.

— Может быть, ты ко мне еще что-то питаешь? И душа твоя трепещет при звуках моего голоса?

— Не надо, Надя, так шутить. Этим не шутят. Тем более со мной. Я тебе обещаю, Надя, что он в твоем обществе, вернее, в твоем присутствии еще не раз озвереет. И заверяю тебя — не от счастья.

— Увы, он счастия не ищет, — проговорила Надя нараспев.

— Что же он ищет?

— И не от счастия бежит.

— Ага... Понял. После такой ночи на стихи потянуло, да? — Бевзлин сощурился, кожа на его лице натянулась так, что даже зубы показались, но это была не улыбка, он ощерился, как это делают собаки перед отчаянным броском.