- Не всегда... Иногда не прочь все законы послать подальше и сделать, как сам считает нужным.
- Это же прекрасно! Значит, наш человек!
- Сомневаюсь, Толя... Сомневаюсь.
- Кто его окружает?
- Есть жена...
- Хороша собой?
- Достаточно хороша.
- Лишить жены. Хотя бы на время. Эти следователи очень привязчивы, они страшно переживают, когда лишаются детей, жен, любовниц... Еще кто есть?
- Друг, директор гастронома...
- Хороший гастроном?
- Ничего... В порядке заведение.
- Купи его. Не нужен ему гастроном. Перебьется.
- Есть парнишка... Помощник, юный друг, как говорится.
- Пусть исчезнет! - рассмеялся Бевзлин.- Для начала. Тебя что-то смущает?
- Толя, послушай меня... Я навел справки об этом Пафнутьеве. Крутой мужик, оказывается. Он побывал в хороших переплетах...
- Круче нас с тобой? - радостно удивился Бевзлин.- Неужели такое возможно?
- Не круче, конечно...
- Но где-то рядом? - подсказал Бевзлин.- Слушай меня, Шанец. Если он крутой, но не наш - убрать. Если крутой, но наш - приблизить, нагрузить работой, поощрить. Ведь он начальник следственного отдела? Хорошо бы на этом месте иметь своего человека, а?
- Хорошо бы,- согласился Шанцев.
- Значит, так... При малейшем сомнении - убирай. Без следов. По нашему законодательству, если есть труп - есть убийство, если трупа нет, то и убийства нет. Помочь? - Бевзлин улыбнулся белозубо, широко.
- Справлюсь,- Шанцев прекрасно понимал, что за предложением помощи скрывается обыкновенное подзуживание, подзадоривание, которое не будет продолжаться слишком долго. Бевзлин хочет убедиться - действительно ли он справится или же ему придется помогать. Знал Шанцев - дорого обходится помощь Бевзлина, слишком дорого для любого, кто на нее соглашается.
- Еще... Он знает только о старике и обо всем, что с ним связано? Больше он ничего не знает?
- Я подробно с ним поговорил. Ни малейшего намека на остальное не было. Он бы дал понять. Очень уж хотелось ему прищучить меня... Нет, он бы не удержался.
- Хорошо. Приму меры. Но основное лежит на тебе. Вопросы есть?
- Вопросов нет.
- Будь здоров, дорогой друг! - весело рассмеялся Бевзлин и, легко, пружинисто поднявшись из кресла, протянул Шанцеву узкую ладонь.
***
Андрей не сразу понял, что с ним происходит. Какая-то непривычная раздраженность сменялась неуверенностью, уже вернувшись вечером домой он неожиданно спохватывался, одевался и выходил в весенний город. Мать смотрела на него озабоченно - она тоже не понимала, что с парнем. Отшагав по улицам час-полтора, Андрей возвращался молчаливый и сосредоточенный, быстро принимал душ и ложился спать, так и не обронив ни слова.
- У тебя все в порядке? - спросила как-то мать, не выдержав тягостного его состояния.
- Конечно, нет,- улыбнулся Андрей.- Разве может быть у человека все в порядке? Так не бывает.
- Что-то тебя водит, Андрюша...
- Поводит-поводит и перестанет,- успокоил он мать и, коснувшись рукой ее плеча, ушел в свою комнату. И только там, наткнувшись взглядом на фотографию женщины, он как бы встряхнулся. И понял, что дело в ней, в этой красавице со строгим, печальным взглядом, обнаженной грудью и распущенными волосами. Андрей взял портрет в руки, всмотрелся в ее лицо, глаза и вдруг осознал, что, никогда не видя ее живой, смертельно по ней соскучился, что хочет ее видеть.
Так бывает - замкнутая жизнь рождает в юных душах желания, на первый взгляд, странные, хотя на самом деле ничего столь уж удивительного не происходит - женщина понравилась Андрею настолько, что он, похоже, влюбился. Ну, что ж, влюбляются в актрис, в актеров, дело обычное. И письма пишут, и в любви объясняются, и встречи назначают. Да что там письма - с собой, случается, кончают, кончают, в петлю лезут от неразделенной любви к какому-нибудь экранному красавцу, к какой-нибудь эстрадной диве с длинными ногами и чулочками в сеточку. Было, все это уже было, и Андрей, волею судьбы своей непутевой оказавшийся в следственном отделе прокуратуры, прекрасно это знал, сталкивался, как говорится, по месту работы.
Если бы дело касалось только служебных его обязанностей, Андрей давно бы разыскал красотку и доставил бы ее к Пафнутьеву в наилучшем виде. Но он понимал, что начинается нечто личное, и уверенности его или, скажем, служебной бесцеремонности явно не хватало. Несколько вечеров он всматривался в газетный снимок, залитый кровью непутевой фотографички Вали, всматривался в телефонный номер, напечатанный под снимком и, наконец, понял, что позвонит. Не сможет не позвонить.
В красавице на снимке Андрей чувствовал какой-то надлом, не может быть у этой молодой девушки благополучной, спокойной жизни. По глазам было видно, что пережила она передряги, что доставалось ей крепко, что и при съемке грудь она обнажила чуть ли не сцепив зубы.