– Решайте, мальчики, решайте, – поторопила их Равская. – Могу даже помочь вам сбыть эту валюту. Хотя у вас и свои связи должны быть.
– Да, надо решать, – с сожалением сказал Демин. – Ирина Андреевна, вы по-прежнему не хотите давать показания без адвоката?
– Как?! Вы отказываетесь? – удивлению Равской не было предела. – Почему? Неужели вам так хочется посадить меня? За что? Что я вам сделала плохого? Ведь мы только сегодня познакомились! Нет, мы можем продолжить... Назовите свою цену! Давайте продолжим...
– Торговлю? – холодно спросил Демин. – Нет, Ирина Андреевна, пошутили, и будя. А то сейчас предложите по десять тысяч, и меня от волнения кондрашка хватит. А у меня жена, ребенок... Нет. И не уговаривайте. Я не могу так рисковать.
Равская с минуту смотрела на Демина со смешанным чувством недоумения и досады, потом в ней ослабло что-то, плечи опустились, и сразу стали заметны ее возраст, усталость, безнадежность.
– Я, кажется, понимаю, – проговорила она медленно. – Здесь, конечно, дело более чем личное... Дело не во мне и не в тех безобидных вещах, которыми мне пришлось заняться, чтобы прокормить себя...
– Надеюсь, вы жили не впроголодь? – спросил Демин.
– Еще этого не хватало! – вскинула тяжелый подбородок Равская.
Возвращался Демин последней электричкой. Освещенный желтоватым светом вагон был почти пуст. В одном его конце дремал захмелевший мужичонка в телогрейке, на соседней скамье военный читал газету, с трудом разбирая мелкий текст, а в тамбуре беспрерывно целовались парень с девушкой.
Снег перестал, потеплело, и теперь шел дождь, частый и стремительный. Демин представил себе, как несутся в темноте, в мокрой весенней темноте пустые вагоны электрички с рядами светящихся окон, несутся, как бы раздвигая струи дождя, и грохочут на стыках колеса, и загнанно кричит перед переездами сирена головного вагона. Представил, как затихает металлический грохот и наступает тишина. Такая полная сосредоточенная тишина, что слышен шелест капель в мокрых ветвях елей...
На своей платформе он сошел один и, не торопясь, направился к дому. Автобусы уже не ходили, прохожих он тоже не увидел. Издали Демин с огорчением отметил, что окна его квартиры погашены – значит, не дождались, легли спать.
Он бесшумно открыл дверь, разделся в тесной прихожей, повесил плащ в сторонке, чтобы не намокла одежда на вешалке. А когда, выпив пакет молока, уже шел в спальню, нечаянно наткнулся в темноте на стул и разбудил жену.
– А, это ты, – пробормотала она сонно. – Пельмени в холодильнике. И посади Анку на горшок, а то будет горе и беда...
– Посажу... Не привыкать.