Но в тот счастливый момент, когда отглянцованные Худолеем снимки бросали солнечные зайчики на благодушное лицо Пафнутьева, он не только наслаждался, не только. Он пытался еще и еще раз убедиться в том, что имеет сейчас право позвонить старому своему другу Шаланде, чтобы сообщить тому весть неожиданную и горестную.
В тот момент, когда Пафнутьев, отбросив все сомнения, положил руку на телефонную трубку, аппарат зазвонил громко и резко, как это всегда бывает в таких случаях.
— Андрей звонит, Павел Николаевич.
— Внимательно тебя слушаю.
— Записывайте... Третий дачный проезд... Дом номер семнадцать. Наш приятель подъехал именно к этому дому, оставил машину и вошел в калитку.
— Давно?
— Да уж минут пятнадцать. Мне кажется, есть смысл узнать, кому принадлежит эта дачка.
— Вот и узнай. Там у них должен быть кто-то вроде старосты... Загляни в любой дом, и тебе все расскажут. Откуда звонишь?
— Из машины.
— Ну что ж, оставайся на месте. Я у себя. В любом случае звони.
— Понял.
После этого разговора Пафнутьев, уже не колеблясь, набрал номер Шаланды. Тот оказался на месте, но настроение у него, судя по тону, было далеко не столь радужным.
— Здравствуй, Шаланда! Как поживаешь?
— Очень хорошо.
— Как здоровье, самочувствие?
— Прекрасное.
— Может, какие заботы гнетут? Может, неприятности по службе? Или дома? В семье?
— А ты что, можешь помочь? — хмуро спросил Шаланда.
— Могу.
— Ну давай! Слушаю!
— Подъезжай. Разговор есть.
— Да? — переспросил Шаланда и надолго замолчал. То ли у него в кабинете были люди и он, прикрыв трубку рукой, о чем-то с ними переговаривался, то ли просто соображал, как понимать слова Пафнутьева. А скорее всего, обидевшись, мужественно боролся со своей обидой.
— Ну как, Шаланда? — спросил Пафнутьев, и голос его был полон заботы и расположения.
— Паша, ты так ласково говоришь, так ласково, что мне становится страшно.
— Страшно тебе сделается в моем кабинете, — сказал Пафнутьев тем же голосом. — Приезжай, Шаланда.
— Я должен все бросить и мчаться? — уже с издевкой, спросил Шаланда.
— Именно так, Жора, именно так. Ты должен все бросить и быть у меня через пять минут.
— Шутишь?
— Не, я не шучу. Я жду тебя, Жора, с нетерпением.
И Пафнутьев положил трубку.
Шаланда вошел ровно через пять минут. Остановился у двери, постоял, дожидаясь, пока Пафнутьев взглянет на него, и лишь совершив этот небольшой ритуал, приблизился к столу. Больше всего на свете Шаланда боялся попасть в глупое положение и как каждый, кто боится этого, частенько в самом глупом положении и оказывался. И даже сейчас, несмотря на то, что Пафнутьев, привстав, с чрезвычайной почтительностью пожал ему руку, указал на стул, куда тот может присесть, Шаланда был насторожен и подозрителен.
— Хорошо выглядишь, — сказал он Пафнутьеву, видимо, в благодарность за то, что тот поинтересовался его самочувствием.
— Это от внутреннего довольства.
— Чем же ты так доволен, Паша? — вкрадчиво спросил Шаланда.
— Собой.
— Надо же. — Шаланда не мог вести такой вот необязательный, шалый, рисковый разговор. Он задумывался, искал подковырку и, конечно, ее находил. — Хочешь сказать, что у меня нет причин быть довольным собой?
— Никаких, — весело ответил Пафнутьев. — Ни единой.
— Ты хочешь сказать, что у меня есть причины быть недовольным собой? — опустив голову, Шаланда смотрел на Пафнутьева исподлобья, опять наливаясь обидой.
— Сколько угодно! — ответил Пафнутьев и протянул оба играющие глянцем снимка, на которых так крупно, выразительно, даже объемно была изображена шелуха от семечек. Точно такие же семечки небольшой горкой лежали у Пафнутьева на столе — это была та самая щепотка, которой Вобликов угостил Худолея во время осмотра места преступления. — Посмотри, пожалуйста, эти снимки.
— Посмотрел, — сказал Шаланда, едва взглянув на фотографии.
— Ты сличай, сличай, — усмехнулся Пафнутьев.
— Сличил. И что? — Шаланда все еще опасался оказаться в дураках. — Что дальше?
— Докладываю. Это подсолнечная шелуха...
— Не может быть!
— Придется поверить на слово.
— Хорошо. Верю.
— Молодец! Умница! — Пафнутьев был терпелив и снисходителен.
Шаланда понял, что у того за пазухой есть что-то такое, что позволяет ему вести себя вот так куражливо. — Идем дальше, Жора, идем дальше. Вот заключение экспертизы... — Пафнутьев протянул листок желтоватой бумаги с частыми машинописными строками и фиолетовой печатью внизу. Можешь не читать...
— Да нет, уж прочту, — проворчал Шаланда, но тут же поднял голову, потому что читать такое количество текста действительно было тягостно.
— Суть бумаги в том, что ученые люди, которые рассматривали эту шелуху в микроскоп и делали с ней всякие манипуляции, так вот эти люди утверждают, что эта шелуха и вот эта шелуха, — Пафнутьев ткнул пальцем в один снимок, потом во второй, — побывали во рту одного человека.
— А кто же этот человек? — спросил Шаланда, почувствовав, что именно здесь таится подготовленный Пафнутьевым удар по его самолюбию.