Так вот, обнажив кошмарное лезвие своего ножа, Худолей быстро и бестрепетно подошел к скамейке сзади и, не медля ни секунды, срезал пуговицу с пиджака Сысцова, с того самого пиджака, который лежал на покатой спинке роскошной итальянской скамейки. И тут же сунул в карман сложенный ножик и прекрасную фирменную пуговицу с золотым львом на лицевой стороне.
— Прекрасная погода, не правда ли? — сказал он, не дожидаясь, пока Сысцов сам обернется к нему. И тот обернулся, взглянул на Худолея и снова поворотил свое лицо к солнцу.
— А, это вы, — произнес Сысцов, не отрывая взгляда от лазурной поверхности моря. — А что же альпийское озеро Лаго Маджоре, не поехали?
— Плохой я сегодня, — сказал Худолей, тяжело опускаясь рядом на разогретую скамейку. — Когда кьянти ложится на виски, возникает результат совершенно непредсказуемый и даже, более того, губительный для самого закаленного организма. — Худолей откинулся на спинку и обессиленно закрыл глаза.
— Бывает, — поддержал разговор Сысцов. — В жизни многое бывает. И предвидеть все невозможно.
— А надо ли?
— О! — восхитился Сысцов. — Вопрос с большим смыслом. Но в данном случае ответ прост — не надо смешивать виски с кьянти. Теперь вы можете предвидеть результат достаточно уверенно.
— А чем лечиться? — прикинулся Худолей полным идиотом.
— Я знаю одно надежное средство... Стакан водки и тарелка хаша.
— Хаша?
— Если перевести на наши понятия, то это разогретый холодец. Но он должен быть очень наваристым. Чтобы пальцы склеивались, если вы их нечаянно сунете в тарелку.
— А зачем совать пальцы в тарелку?
— Мало ли что случается с людьми в вашем состоянии, — великодушно пояснил Сысцов, но Худолею его слова не понравились. Выпивающие люди так друг другу не говорят, за такими словами не просто превосходство, а еще и изрядная доля злорадства. А то, что Сысцов тоже может выпить и выпить изрядно, Худолей знал. Но воспоминание о пуговице в кармане его утешило, и поднялся он со скамейки с добродушной, хотя и несчастной улыбкой.
— Знаете, я сомневаюсь, что в этом городишке можно найти водку и хаш. Наверное, все-таки лучше пойти по старому, проверенному пути — клин вышибать клином.
— Виски? — усмехнулся Сысцов.
— Да. Тем более что вчера я хорошо им запасся. — Худолей хотел было шагнуть от скамейки широко и уверенно, но от слабости его повело, он едва успел схватиться за спинку, кое-как удержался, виновато развел руками: дескать, что делать, что делать, пошатнулось здоровье, ох пошатнулось... И подчеркнуто уверенной походкой, которая выдавала человека, передвигающегося из последних сил, направился к гостинице. Толстуха ушла наконец, справившись с чашками и блюдцами, и теперь гостиница была действительно пустой. Для полной уверенности Худолей обошел весь этаж, заглянул во все укромные уголки и, окончательно убедившись, что в это время он в гостинице один, подошел к доске с ключами, взял свой, а заодно и пияшевский. Поднявшись на третий этаж, он некоторое время стоял, прислушиваясь. Нет, ни единого звука, ни единого шороха. И лишь после этого открыл пияшевский номер, вошел и положил под стол, но на виду, все-таки на виду, сысцовскую пуговицу с тисненым львом.
Уходя, оглянулся — пуговица смотрелась достаточно хорошо. Только неопытный в таких делах человек, вроде Сысцова, мог оставить такую улику. Но что взять с пожилого, неловкого в движениях человека? Иначе вести себя он и не может, не дано ему.
Заперев дверь, Худолей спустился вниз, повесил оба ключа на место и вышел в город посмотреть на чужую жизнь, подышать морским воздухом и скоротать время до того момента, когда мощный автобус с туристами остановится у гостиницы и высыпят из него поредевшие пассажиры — половина из них наверняка останется на виллах у берегов потрясающе красивого альпийского озера Лаго Маджоре.