Банда 7

— Так вот, — Пафнутьев положил потные ладони на холодную поверхность стола. — Делаем вывод. Величковский просто вынужден приезжать в свои Пятихатки за девочками. И все его прибамбасы — это маскарад самозваного принца. Да, он приезжает победителем — улыбчивым, нарядным, с деньгами, подарками, обновками. Только так он может подтвердить свое достоинство, свою победоносность! — почти воскликнул про себя Пафнутьев, и после этого его посетило прозрение — а не так ли и все мы, дорогие товарищи, не так ли и все мы? Приезжаем к старым друзьям, состарившимся подругам, к прежним ненавистным начальникам и любимым подчиненным, приезжаем улыбчивыми и победоносными! А иначе — зачем? Кому нужны вымученные встречи у поздних гастрономов, под детскими грибками, в подворотнях под крики жен, заподозривших что-то неладное!

Нет, подобные встречи должны быть радостными, щедрыми и победоносными!

Или никаких!

«Вот теперь Дмитрий Витальевич, я тебя понял! — мысленно воскликнул Пафнутьев. — Теперь ты мне доступен! И я готов встречаться с тобой в этом кабинете, в камере для свиданий, готов поехать даже в твои трижды разлюбезные Пятихатки и на месте познакомиться с твоими красавицами! Естественно, с теми, кому удалось выжить, кто уцелел и выкарабкался из твоих любвеобильных объятий».

А уцелели не все...

И хорошо бы, если бы ошибся злопыхательский Худолей и мы не обнаружили еще одну зловещую находку. Ведь что-то произошло в этом сексуальном клубке, если уж дошло до смертоубийства. Убийств быть не должно, вот в чем дело, не должно быть убийств. Оскорбление, грабеж, унижение всеми доступными и недоступными способами, но не убийства! А спокойная улыбчивая беззаботность Величковского объясняется только одним — он ничего не знал. А если не знал, то это значит...

Он поставщик.

Шестерка.

Плиточник.

А Шаланда настоятельно советовал его беречь. Видимо, пока он у нас, многие ощущают беспокойство, многие лишились сна спокойного и целебного.

— Все это очень мило, — пробормотал про себя Пафнутьев и повторил слова, всплывшие в его сознании из какой-то другой промелькнувшей мимо жизни, — все это очень мило, Дима. Но как понимать твой совершенно необъяснимый и, более того, глупый прыжок вот в это окно? Да, мне нравится твое согласие привести в порядок непривлекательный туалет следственного управления. Тут я буду совершенно откровенен — блеснуть прекрасным туалетом мечтает каждый захудалый руководитель. О, как будет потрясен Шаланда, войдя в сверкающие испанским кафелем хоромы!

Если бы...

Если бы не одно маленькое обстоятельство — свеженькие капельки крови на блестящих туфельках Величковского. Ведь они есть, существуют, более того, даже не думают просыхать, они как бы увеличиваются в размерах и вот-вот начнут стекать внутрь, а потом выплескиваться из переполненных туфелек, оставляя кровавые следы на паркете, на асфальте, на крашеных досках камеры предварительного заключения.

— А какой можно было бы сделать туалет! — простонал Пафнутьев с искренним сожалением. — Ни одна правовая контора города не смогла бы состязаться с нами в этом деле. И все начальники города бросились бы обустраивать свои отхожие места, стараясь перещеголять друг друга изысканным цветом, потрясающими формами и размерами кафеля, половой плитки, узорчатыми полосками, перепадом колоритов, хрустальными светильниками с золотым, серебряным, хромированным обрамлением! А вокзальные, парковые, ресторанные клозеты! А общественные места возле рынков и универмагов! — Пафнутьев в ужасе схватился за голову от открывшихся перед ним перспектив. — Соседние города, области, деревни, дорожные забегаловки, да что там забегаловки, страны всего ближнего зарубежья содрогнулись бы от неудержимости строительной истерии в области отхожих мест, клозетов, уборных, туалетных! Как мужских, так и женских!

А как рванула бы культура общения!

Как оздоровились бы нравы и обычаи!

Какой потрясающий вид могли бы приобрести городские скверы, дворы, парки, автобусные и троллейбусные остановки, очищенные от всевозможных отходов жизнедеятельности человеческих организмов!

И все это так возможно, так близко и доступно, если бы не одно маленькое обстоятельство — если бы не было капелек крови на блестящих туфельках Димы Величковского!

— О, горе, горе! — безутешно простонал Пафнутьев, скорбно раскачиваясь из стороны в сторону, и единственный, кто понимал его в этот момент, был, конечно же, автор, но ничем не мог помочь своему любимому герою, более того, собирался возводить на пути бедного Пафнутьева все новые и новые трудности, препятствия, козни, не чураясь при этом и самых обычных житейских неприятностей, коими жизнь наша и без того переполнена настолько, что бывает достаточно неприветливого взгляда, нерасслышанного слова, равнодушного жеста, чтобы сорваться в безумство и неистовство, от которого чуть попозже будет стыдно и горько, стыдно и горько.

* * *