Банда 7

— Какая разница, приглашаю или нет... У меня откуда-то уверенность, что видимся мы с вами не в последний раз.

— Вашими устами да мед пить, Лариса Анатольевна! — воскликнул Пафнутьев.

— Я предпочитаю текилу.

— У вас прекрасный вкус!

— Павел Николаевич, — Пахомова помолчала, как бы борясь с собой, поскольку слова, которые уже плясали у нее на кончике языка, были слишком непочтительны. — Павел Николаевич, если у вас ко мне больше нет вопросов, то давайте... Давайте попрощаемся.

— Но ненадолго! — Пафнутьев с хитроватой улыбкой поднял указательный палец. — Договорились, Лариса Анатольевна, а? Следующий раз уже я буду угощать вас чаем.

— На текилу надеяться не стоит?

— Только намекните! — воскликнул Пафнутьев с такой радостью, будто добился от женщины невесть какого согласия.

— А чего намекать-то? Говорю открытым текстом. Хочу текилы.

— Будет текила!

— И все? Больше ничего?

— Вспомнились детские стишки... Будет тебе белка, будет и свисток.

— Это в каком же смысле, Павел Николаевич?

— Лариса Анатольевна, что бы я вам сейчас ни сказал, наверняка ошибусь. Жизнь бесконечна в своих проявлениях. Как говорит один мудрый человек, сие есть тайна великая и непознаваемая.

— Угу... Понятно, — кивнула Пахомова, думая о чем-то своем.

— Встречусь с Сысцовым, поговорю, у нас давнее знакомство... Выслушаю доклад своего помощника Худолея, вы, наверное, его помните... Просмотрю криминальную хронику по телевидению — не обнаружился ли за последние сутки еще один труп из ваших клиентов...

— Думаете, еще будет? — Пахомова побледнела.

— Некоторые утверждают, что будет. Правда, этот человек не настаивает на том, что обязательно из ваших путешественников... Труп может появиться и со стороны. Всего доброго, Лариса Анатольевна. Я, конечно, на текилу не надеялся, я надеялся на разговор, подробный, искренний, откровенный. Такие разговоры редко получаются, но у нас с вами получится. Проводите меня, пожалуйста, к выходу, а то я боюсь заблудиться в ваших анфиладах.

Когда Пахомова первой вышла из кухни, Пафнутьев успел обернуться к горничной и еще раз повторил движения своего указательного пальца — сначала к губам: дескать, мы в сговоре, потом вращение — позвони мне, и, наконец, постучал пальцем по столу — не вздумай ослушаться.

Конечно, Пафнутьев мог вызвать Олю к себе в кабинет вполне официально. Для этого имелись основания — ее портрет, в каком бы виде она ни была изображена, лежал в пачке вместе с фотографиями двух убитых женщин, а это позволяло предположить, что она была с ними знакома, может быть, даже они и приехали вместе из Пятихаток.

Но Пафнутьев решил поступить иначе. Во-первых, получив повестку, Оля, скорее всего, попросту сбежала бы домой, исключать этого было нельзя. Но, с другой стороны, придя в кабинет по вызову, она постаралась бы отмолчаться. Наверняка ее милое рыльце тоже в пуху и за ней тянется маленький хвостик правонарушений. Пусть не криминальных, пусть не подлежащих уголовному преследованию, но такой хвостик обязательно должен у нее быть.

— Хотя на фотографии я его не заметил, — усмехнулся Пафнутьев собственным рассуждениям.

Если же его затея удастся и Оля позвонит, то придет она уже как соратница, единомышленница.

Авось! — подумал Пафнутьев, удаляясь от пахомовского дома. — Авось! — повторил он, осознав вдруг, что не зря сходил к давней знакомой Ларисе Анатольевне, не зря провел с ней чуть ли не полтора часа. Ни в чем не разубедила его Пахомова, ни единого подозрения не отмела. Более того — усугубила.

* * *

Худолей вошел в кабинет и молча остановился у двери. Пафнутьев махнул рукой в сторону кресла в углу: присаживайся, дескать. Усевшись, Худолей поставил локти на колени, подпер ладонями подбородок.

— Паша, я загибаюсь, — сказал он.

— Выпить хочешь?

— Нет.

— Тогда дела твои действительно неважные. Это плохо. Так нельзя.

— Что Пахомова?

— Дала показания.

— Признательные?

— Признательные даст чуть попозже. Хотя... Хотя, как сказать... А знаешь, она ведь дала все-таки признательные показания. Но не заметила этого.

— Так бывает, — кивнул Худолей.

— В дело подшить нечего, а чувствую, что сходил не зря. Текилой угостила. В путешествие звала. Вся Европа, говорит, у твоих ног, дорогой Павел Николаевич. Это она меня так называет — дорогой Павел Николаевич.

— А ты ее?

— Дорогая Лариса Анатольевна.

— Италию назвала?

— Нет.

— Ее фирма организует поездки только в Италию. И никуда больше. Аэропорт в городе Римини. Курортные места. Многие гостиницы скуплены нашими ребятами. Небольшие гостиницы, но в сезон всегда переполнены. Там постоянно нужны люди. Женщины в основном. Приятной наружности.

— А вот у Пахомовой горничная приятной наружности, — заметил Пафнутьев.

— Это хорошо, — кивнул Худолей.

— Ее портрет в нашем уголовном деле. Голенькая, правда, но зато все видно... Родинка на внутренней стороне бедра. Пикантная такая родинка, некоторых очень волнует.

— Паша! — воскликнул Худолей. — Неужели ты изловчился...

— Зачем? — пожал плечами Пафнутьев. — На фотке разглядел. Хочешь посмотреть?

— Хочу.