Банда

— К черту! — с веселой злостью ответил Пафнутьев и увидел входящего Фырнина. Робкого, слегка подавленного величием кабинета и собственной незначительностью. Пафнутьева он не узнал, лишь кивнул отстранение и бочком протиснулся в кабинет. — К вам посетитель, Леонард Леонидович, — Пафнутьев закрыл дверь с наружной стороны и, поковырявшись в кармане пиджака, выключил диктофон. Постоял в коридоре, прошелся взад-вперед, ожидая — не пригласит ли Анцыферов для разговора с журналистом? Нет, не пригласил. Не счел. Ну и хорошо. Ну и ладно. Переживем. Переморгаем.

* * *

Двор оказался самым обычным, какой только можно себе представить у девятиэтажного дома, выстроенного на пустыре — со всех сторон он и просматривался и продувался. Зимой здесь, конечно, мела поземка и злые сквозняки выдували тепло и из самого дома, и из прохожих, а сейчас от вытоптанной земли поднимались жаркие волны горячего воздуха. Неизменные старушки сидели у подъезда на скамейках. Пафнутьеву показалось даже, что это одни и те же старушки кочуют за ним от дома к дому, поворачивая к нему свои высохшие лица, на которых неизменно было написано одно и то же — настороженное любопытство.

— Привет, бабули! — поздоровался следователь, присаживаясь рядом. — Ну, рассказывайте, что тут у вас произошло? Что случилось?

— А что случилось? — опасливо зашелестели старушки. — Ничего не случилось.

— Ну как же! У вас что, каждую ночь люди из окон выпадают? Так привыкли, что уж и не замечаете?

— Да, беда, — проговорила одна, скорбно кивая головой. — Ох, беда...

— Хорошо знали парня-то? Ну, который выпал?

— Да знали... Он лет пять здесь жил. Как дом построили, так и вселился. От завода ему квартиру дали.

— Бобылем жил?

— Как сказать... Захаживали к нему девушки, и хорошие девушки, случалось, захаживали... А вот не женился. То ли они ему не очень подходили, то ли он им...

— Может, поддавал крепко?

— Олег, что ли? Да вы что! Ни разу не видела его поддавшим... Не-е-ет! Это наговоры. И в праздник мы его видели, и когда возвращался поздненько... Мой сын как-то попросил его помочь мебель затащить в квартиру... Помог. А от рюмки отказался. Так, из уважения пригубил, поздравил и был таков. Больно общительным его не назовешь, это правда, ну, а с другой стороны — чего с нами якшаться... У него свои друзья.

— И много друзей?

— Были, — кратко ответила старуха. — Были, — повторила она, подумав о своем.

— Заезжали за ним?

— А то как же! И заезжали, и заходили... Без этого нынче и нельзя.

— На машине? — уточнил Пафнутьев.

— И на машине, и на мотоциклах... Вот разве что на велосипедах не видела.

— А машина? — вел свою линию Пафнутьев. — Большая, иностранная, зеленого цвета, верно?

— Не помню... — пригорюнилась старушка. — Иностранная, да еще зеленая? Нет, не могу припомнить такой.

— Не было, — твердо сказала старуха, сидевшая рядом.

— Она знает, — закивали остальные. — Тихоновна — она разбирается. Ты ее слушай, Тихоновну-то.

— Ну, спасибо, подружки... Пойду с его соседкой познакомлюсь. Говорят, невиданной красоты девка, а? И что дружил он с ней душа в душу, а?

— А! — Тихоновна махнула загорелой до черноты рукой. — С ней особенно не задружишь... Да и зачем Олежке с ней путаться? Прощелыга и весь тут сказ, — Тихоновна даже рот вытерла, настолько неприятно было ей говорить о жеховской соседке.

— А там как знать, — рассудительно протянула маленькая старушка, до сих пор не проронившая ни слова. — Соседи, через стенку живут, дело молодое, организм своего требует...

— Что ты несешь?! — возмутилось сразу несколько ее подружек, а Пафнутьев, воспользовавшись общим гамом, нырнул в подъезд. За спиной его продолжалось осуждение безнравственного заявления маленькой старушки, а он уже мчался в грохочущем лифте. Убедившись, что диктофон на месте, нажал кнопку на запись и позвонил в квартиру. Его долго рассматривали в глазок, но, наконец, то ли любопытство взяло верх, то ли внешность Пафнутьева успокоила хозяйку, замок щелкнул, дверь приоткрылась. На пороге стояло существо вида весьма странного. На девушке было малиновое трико и длинный, растянутый свитер. Нечесаные волосы торчали во все стороны от миловидного личика, и прошло какое-то время, пока Пафнутьев убедился, что кавардак на голове и есть прическа.

— Ну? Что скажешь, папаша? — спросила девица. — С чем пожаловал?

— Моя ты деточка! — усмехнулся Пафнутьев. — Ты сначала в дом пригласи, водой хотя бы угости, вон жарища какая стоит, спасу нет... А потом уж вопросы задавай. Сказок не читаешь, наверно, а там все про это написано.

— Про бабу-ягу, что ли? — она прищурилась, склонив голову. — По-твоему, я на бабу-ягу похожа?

— Не вся, конечно, — миролюбиво сказал Пафнутьев, осторожно придерживая дверь, чтобы девушка не успела ее захлопнуть. — Так, местами.

— Ну, тогда входи... Только без этих... Без глупостей.

— Постараюсь, конечно... Хотя, глядя на тебя, сдержаться будет нелегко.

— Это почему же? — она вызывающе откинула голову с невероятной своей прической.

— Больно соблазн велик!